На главную

 

Нефть дешевеет. Новый кризис неизбежен

В нынешнем и следующем годах, если не будет катастрофических глобальных потрясений, цена на нефть будет удерживаться между 80 и 90 долларами за баррель. Но это будет передышка. Уходящий кризис — лишь предтеча действительно грозного мирового кризиса. Поэтому в конце 2011 года, ближе к 2012 году, произойдет новый спад цен на углеводороды. Такой прогноз высказал в интервью обозревателю ИТАР-ТАСС Алексею Кравченко председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России Юрий Шафраник.

— Способен ли нынешний всплеск противоречий между Москвой и Минском по пошлинам на нефть стать стратегическим фактором, препятствующим наконец-то наметившемуся прорыву в постсоветской экономической интеграции? Каким Вам видится наиболее предпочтительный исход конфликта?

— Любой конфликт может привести к самым неожиданным результатам. В том числе к результатам плачевным, если он неконструктивен по сути или его пытаются решить неконструктивным образом. Способен ли названный конфликт препятствовать развитию нормальных отношений? Конечно, если, повторяю, он неконструктивен по сути или будет неконструктивно решаться. Тут уместно вспомнить историю формирования единого общеевропейского рынка. Достаточно обратиться к газетам 70—80-х годов прошлого века, чтобы уяснить: конфликты на рыночной почве в Европе были практически непрерывными. Почему? Потому что формирование рынка — неизбежный конфликт интересов. И это можно назвать благом, поскольку столкновение, противоречие интересов обогащает картину экономического уклада, помогает строить рыночное «общежитие». Если, конечно, стороны стремятся именно к этому, а не к решению своих проблем за счет соседей и в ущерб им.

Конструктивный диалог — основа успешного освоения общего экономического пространства. Из-за чего бы ни возник конфликт (молоко, металл, нефть, газ), он при разумном решении только укрепит экономические связи. А вот в бесконфликтном болоте эти связи увязнут. В этом смысле я сторонник конфликтов, чтобы росло желание всех сторон вместе решать сложные проблемы ради общего блага. Тогда у нас за короткое время (за 2—3 года) появится общий рынок, который будет трудно разрушить, поскольку разрушение рынка тяжело отразится на любой из сторон. Конечно, нам не надо копировать европейские механизмы интеграции, но и накопленный в Европе опыт отбрасывать нельзя. Да, у нас другая история, другая ментальность, наконец, другой уровень экономического развития, но наши народы, безусловно, стремятся к интеграции, и это главный ориентир для политического руководства государств.

А что касается конфликта... Со стороны трудно судить. Ведь у правительств двух стран есть исчерпывающая информация о сути конфликта, на них лежит ответственность за состояние государственных бюджетов, экономик. поэтому я лишь надеюсь на конструктивность их диалога. На первый взгляд, предложение российской стороны — установить на объем потребляемой нефти одни пошлины, а на дополнительный объем другие — выглядит вполне логичным. Но за ним стоят и другие договоренности по разным видам продукции — по металлу, тракторам, машинам... Не зная всех экономических составляющих, нельзя однозначно что-то советовать. Может, наше правительство решит на все объемы нефти пошлины опустить, но, комплексно подойдя к проблеме, выиграет в другом экономическом сегменте. Понятно, что переговоры ведутся за закрытыми дверями, однако их результаты должны стать известны широкой общественности.

— Каковы итоги заседания российско-иранской рабочей группы по сотрудничеству в области нефти, газа и нефтехимии?

— Главным итогом последних контактов является то, что начат прямой диалог власти и бизнеса двух стран. Это все-таки не прежние редкие вояжи и встречи представителей отдельных компаний и некоторых госчиновников. Налаживается система отношений. Встречаясь и работая с сотрудниками властных органов России и Ирана, я убедился, что стремление к упрочению сотрудничества есть у обеих сторон. А что касается коммерческих контактов, так вам ни в одной компании не скажут, с кем и над чем там работают. И правильно сделают, так как нелепо что-либо говорить до достижения результата.

В целом картина видится такая. Трудностей будет много, поскольку речь идет и о большой политике, и о глобальной экономике. Значит, и рисков на этом пути будет немало. Иран всегда славился и славится тем, что жестко защищает свои интересы. В любом проекте. И было бы наивно думать, что там можно легко получить большую прибыль. Надо много работать, вести долгие переговоры, показывать хорошие результаты труда. И тогда выйдешь на свою рентабельность или на ожидаемые дивиденды. Тут мне хотелось бы сказать очень важную вещь. Налаживание отношений не просто и не только с Ираном, а по оси Россия − Туркмения − Иран (я бы назвал это газовой осью), представляет уникальную возможность, уникальный шанс наладить взаимодействие и выработку согласованных действий в определении участников добычи и путей доставки голубого топлива. А самое главное − в определении объемов добычи газа и цен его поставки.

Шанс велик, т.к. Иран, Туркмения и Россия − основные игроки на газовом рынке огромного региона и даже всего мира (по крайней мере, в настоящее время). Далее. Сколько бы мы ни понастроили труб, о которых мечтают все западные и восточные политики, выиграет только потребитель газа. А мы, «опутав» свои страны трубопроводами, станем конкурировать друг с другом и опустим цену на газ так, что его будет невыгодно добывать. Что в связи с этим необходимо сделать? Безусловно, согласовать объемы добычи и цены. А еще лучше выйти на этап интеграции с потребителем, включиться в его систему переработки углеводородов, продажи конечного продукта. Разумеется, открывая при этом свои двери перед потребителем… К сожалению, развитые страны пока от такой интеграции открещиваются.

Поэтому особенно важен первый этап — согласование объемов добычи, цен и маршрутов поставок. И чем быстрее мы этой проблемой займемся, тем большего успеха в экономике достигнут добывающие страны. Вот почему и контакты с Ираном я не сводил бы лишь к обсуждению проектов по месторождениям или газохимическим комплексам. Считаю, что важнейшим для России и Ирана — и Туркмении — является начало диалога на тему, о которой я сказал выше.

— Ваша оценка ситуации на мировом и локальном газовом рынке. Трубный газ и построенные на нем проекты РФ безвозвратно отступают перед сжиженным и сланцевым газом? Надо ли их модифицировать или просто быстро реализовывать?

— Слишком радикально поставлен вопрос: отступили, уступили. Да, эпоха крупных трубопроводных систем не завершилась, но близка к завершению. Системы регионального и локального предназначения были и будут еще долго − десятилетия − выгодны. А вот проекты больших трубопроводных систем сегодня надо десятки раз пересчитывать, т.к. транспортировка газа на дальние расстояния − занятие не из дешевых. Сжижение газа − тоже дорогой процесс, хотя совершенствуются технологии и удешевляется оборудование. Дело в конкурентоспособности. В некоторых странах от трубопроводов еще не отказываются, но «коромысло» под давлением сжиженного газа держит равновесие уже с трудом. У нас ситуация иная. В трубопроводные системы Европы, России и транзитных стран вложены несчетные миллиарды долларов. И бросить их будет не так-то просто даже через много лет.

Не все громкие проекты трубопроводных артерий будут реализованы. Некоторые надо пересчитать, переоценить, удешевить. Северный вариант, безусловно, конкурентоспособен. Южный − не берусь судить, не считал, но, возможно, он имеет право на жизнь. Но так или иначе, обе системы (а также Прикаспийская) нужны. Они как бы станут апофеозом того, что начали строить в 60−70-х годах для прокачки газа в Европу. Но надо ли дальше строить что-либо подобное им? Большой вопрос. За время, пока мы реализуем эти потоки (нужные в большей степени Европе, чем нам), сжиженный газ может нарушить равновесие «коромысла» благодаря новым способам доставки на большие расстояния.

О сланцевом газе. Рядом с ним как источником энергии можно назвать и метан в угольных пластах. А я бы причислил сюда и гидроэлектростанции, и солнечные батареи, и приливные станции, и ветряки… Для меня нет альтернативных − заменяющих традиционные − источников энергии. Ведь не потащишь трубу с газом в Сахару. Зато там Солнце может сработать. И по горам с трубами не налазишься. А ветра там хватает. Можно и баллон со сжиженным газом доставить на вертолете, и этого баллона для энергетического обеспечения деревеньки хватит на год. Так и со сланцем: есть технологии получения газа, значит, его надо получать.

Уверен, что в ближайшие десятилетия утвердится не альтернативщина, а комплексный подход к извлечению энергии и сегментам ее использования.

— Как складывается ситуация по нефтегазовому развитию Каспия? Можно ли сказать, что Россия укрепляет свои позиции по этому вектору, или для этого Москве надо что-то предпринимать дополнительно? Если да, то что и с кем?

− Во-первых, на своем участке шельфа Россия действует вполне последовательно, активно и эффективно. Кстати, И.И. Сечин, посетивший не так давно платформу ЛУКойла, убедился в том, что идет успешная реализация очень достойного проекта. В то же время я считаю, что на Каспии вообще нельзя торопиться с масштабным освоением шельфа. Каспий, как и Байкал, по-своему уникален, неповторим, ничего подобного ему в мире нет. Поэтому там нефтегазовая спешка неуместна. И незачем там устраивать состязание стран по «заколачиванию» платформ.

А вот если говорить о Каспийском регионе в целом, то Россия давно отстает от энергичных партнеров прикаспийских стран в освоении добычных проектов. Мы давно, не скупясь, должны были вложить в них финансовые ресурсы. В 90-е годы я говорил о необходимости инвестирования по 2−3 миллиарда долларов в туркменские, казахстанские и азербайджанские проекты. В этом случае наш бизнес уже давно и прочно закрепился бы в этих республиках. Сейчас инвестировать надо в 3−4 раза больше, но и с этим мы отстаем. Я уже говорил, что интеграция немыслима без активного взаимодействия. А мы обязательно должны присутствовать в Каспийском регионе, что − благодаря инвестициям − выгодно и нашим соседям. Вдобавок добываемые там углеводороды мы бы правильнее − и выгоднее − транспортировали, и цены на сырье были бы справедливее. Разве можно представить, что в случае интеграции Казахстан качает газ по одной цене, а Туркмения − по другой? Нет. Это относится к проектам в разных отраслях.

Поэтому я считаю, что мы еще не избавились от синдрома постсоветской «болезни», когда всем до соседей не было никакого дела. Пора избавляться, переосмысливать ситуацию. Но мы по-прежнему тормозим с входом в добывающие проекты. Правда, есть успехи, достигнутые в Узбекистане, но этого явно недостаточно.

— Что в российской налоговой системе надо перенастроить или модифицировать для того, чтобы становой сектор экономики РФ — нефтегазовый — мог в полной мере выполнить функцию технологического и финансового локомотива модернизации промышленности страны?

− Налоговую систему нужно перенастроить так, чтобы она стимулировала развитие добычи на малых, истощенных месторождениях и использование фонда простаивающих скважин. Надо понимать, что при огромном спектре географических и экономических различий, наблюдаемых от Калининграда до Камчатки, нельзя пользоваться одной налоговой гребенкой. И вообще, решение этой проблемы должно во многом осуществляться на региональном уровне. Чтобы регионы имели исключительные возможности распоряжаться всем, что сегодня считается нерентабельным. А это в первую очередь именно те месторождения, которые я назвал.

Но сколько и где только об этом ни говорено − сдвиги мизерные. Есть изменения в части преференций при освоении новых газовых месторождений на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири, вдоль новой трубопроводной системы. А для «малых и сирых» не сделано практически ничего. И не только в налоговой сфере. Кстати, чтобы выполнять функции технологическо-финансового локомотива экономики, для нефтегазового комплекса не так важны налоговые, как политико-экономические меры. Например, если мы пускаем в страну западные сервисные компании и, кроме того, даем им подряд на бурение скважин, то именно деньги наших нефтяников уходят на перевооружение этих компаний, на поставку ими нового оборудования из-за рубежа.

Кроме того, необходимо резко — в два раза — повысить эффективность наших компаний за счет выделения и специализации всех непрофильных активов. Наконец, нам нужно утверждать и продвигать собственные сервисные бренды и через них заказывать оборудование, им давать заказы. Альянсы с западными партнерами, обладающими высокими технологиями, возможны и нужны. Но это должен быть взаимовыгодный альянс, а не разбазаривание собственных ресурсов.

Вот в этих деталях и кроется «секрет» инновационного и модернизационного пробуждения импульса, который может дать нефтегазовый комплекс.