На главную

 

Вызовы времени и нефтегазовый сектор России

Начиная с 2000 года, идет период бесконечных попыток найти «золотую середину» между сложившейся олигархической моделью собственности на основные активы нефтегазового сектора и требованиями государства, как собственника недр, в их общественно-ориентированном освоении и использовании (здесь и бесконечные проверки недропользователей, и претензии по неуплате налогов, и отдельные попытки пересмотра итогов приватизации). Однако, несмотря на все это в настоящее время наблюдается все увеличивающийся разрыв между необходимостью изменений в регулировании сектора и принимаемыми властью решениями.

Все отмеченное выше происходит на фоне того, что энергетический мир становится все более многополярным – усиливается роль Индии и Китая, сохраняется доминирующая роль США в формировании спроса на энергоресурсы, более гибкой становится политика стран-членов ОПЕК. Сколь долго Россия сможет сохранять свой «полюс»? Этот «полюс» - не только и не столько наличие ресурсной базы, сколько возможность достаточно быстрого реагирования на изменение ситуации на внешних рынках. В 2001-2004 гг. роль России значительно повысилась именно в силу этой особенности как одного из независимых игроков на внешних рынках нефти. Среди объяснений – и правильно выбранное направление реформирования нефтегазового сектора и колоссальный накопленный производственно-технический и ресурсный потенциал, которые позволили обеспечить определенную стабильность и устойчивость в развитии целого ряда отраслей промышленности, социальную стабильность в обществе. Современное место НГС России в мире показано на рис. 1.

Рис.1

Отличительной особенностью развития НГС России в 90-ые годы было преимущественное использование ранее созданного производственно-технического потенциала. Интенсификация введенных ранее месторождений, а также вовлечение в разработку спутниковых месторождений позволили нефтяным компаниям существенно снизить издержки на добычу нефти и в полной мере использовать те преимущества, которые предоставила благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура.

Наличие ранее введенных и подготовленных запасов в сочетании с неэффективной схемой государственного регулирования не создало у российских нефтяных компаний в 90-ые годы заинтересованности в реализации новых проектов, расположенных в новых районах и на новых горизонтах в более сложных географических и природно-климатических условиях.

Анализ ситуации в нефтяной промышленности России показывает, что возможности поступательного развития нефтяной промышленности за счет ранее введенных в разработку проектов близки к исчерпанию.

Заложенный еще в годы советской власти потенциал развития нефтегазового комплекса достиг своего предела: запасы месторождений источаются, основные фонды изнашиваются, заметных улучшений в инвестиционной сфере не наблюдается, а нефтегазовые ресурсы – национальное достояние государства, - используются не эффективно, зачастую в ущерб интересам значительной части общества. Все эти факторы создают реальную угрозу будущим экономическим достижениям России. Причем, это проблема не далёкой перспективы, а ближайших трех – максимум пяти лет.

Сейчас основой для развития отечественного НГС является Энергетическая стратегия (ЭС) (Рис.2).

Рис.2

Не случайно, что Энергетическая стратегия все меньше и меньше соответствует реалиям функционирования и развития сектора. Данный документ требует если не доработки, то, по крайней мере, дальнейшего развития. Например, себестоимость добычи на действующих газовых месторождениях Надым-Пур-Тазовского района сегодня составляет 2-3 долл./тыс. м3 (на устье скважины), на соседнем, вводимом Заполярном месторождении – уже 10-12 долл., на Ямале – будет не менее 30-35 долларов.

Последние цифры заставляют совершенно по другому оценить экономический блок энергетической стратегии, по новому взглянуть и на проблему необходимости сжижения газа Ямала, и привлечения газа наших соседей из Средней Азии. На нефтегазовый сектор России воздействует ряд внешних и внутренних факторов (вызовов), от адекватного ответа на которые будет зависеть эффективность функционирования НГС.

ОПЕРЕДИЛА ЛИ РОССИЯ СССР?

Ответ однозначный: нет, пока догоняем. Причем догоняем на основе использования того производственно-технического потенциала, который создавался в СССР. Насколько адекватны мы тем вызовам и изменениям, которые имеют место в мире и России (Рис. 3)? Не адекватны, если судить по высказываниям отдельных представителей крупнейших российских ВИНК. Один из них на энергетическом саммите Россия - США в Санкт-Петербурге в 2003 г. заявил, что главной проблемой для его компании является экспорт. Рост экспорта происходил за счет интенсификации использования ранее созданных активов.

Рис.3

В конце 80-х Россия добывала 570 млн т нефти, а экспортировала 110 млн т. При этом мировая цена на нефть составляла порядка 17 долларов за баррель. Сегодня Россия добывает 460 млн т и отправляет на экспорт более 300 млн т, а средняя мировая цена на нефть более 35 долларов за баррель. Очевидно, что и экспорт нефти и доходы от экспорта нефти увеличились сегодня кратно по сравнению с 1988-90 гг.

В то же время, этот же руководитель высказал точку зрения, что в России запасов нефти более чем достаточно (по крайней мере, у той компании, которую он возглавляет). Это весьма спорное заявление: ведь ресурсы углеводородов постепенно убывают, и восполнить их удастся не за один год, потому что на ввод месторождения уходит не менее 5-7 лет. С 1990 по 2005 гг. была вынужденная пауза в освоении по-настоящему новых залежей, а не тех, которые вводились в разработку рядом с действующими. Уже уверенно можно говорить, что с 2006 г. добыча в лучшем случае будет неизменной. В газовой отрасли та же картина – новые запасы не подготовлены, месторождения не вводятся. Поэтому, снижение добычи будет более жестким по сравнению с тем, что могла бы выдержать экономика России. То же и по прокачке газа: последние 15 лет не делалось ничего серьезного для того, чтобы газовые артерии могли поддерживать прежние объемы транспортировки, не говоря уже об их увеличении. Это грозит ограничением добычи, в том числе и для независимых производителей. Фактически возможности НГС близки к своему пределу – и по запасам и по степени изношенности элементов основного капитала.

Во всем мире в нефтегазодобыче идет последовательное снижение издержек и затрат. И у нас, на первый взгляд, все здесь выглядит вполне достойно (Рис. 4). Однако опытный руководитель без обиняков скажет, что наше снижение издержек на фоне последних лет в большей степени искусственно. В первую очередь это связано с тем, что к началу 90-х была создана колоссальная производственно-техническая база, опираясь на которую, и удается поддерживать желаемую динамику показателей текущих издержек. Это - не более чем иллюзия (снижение текущих издержек происходит на фоне роста физического износа фондов и этому есть предел, который уже «не за горами»). Если ее вовремя не увидеть и не принять меры, обернется не просто проблемой 2007 года (как ее обозначил вице-президент ОАО «ЛУКОЙЛ» Л. Федун), а настоящей катастрофой.

Рис.4

Поэтому возникает вполне закономерный вопрос – могут ли наши нефтегазовые гиганты справиться с грядущими проблемами? Автор полагает, что нет – наши компании в одиночку - без активного и целенаправленного взаимодействия с государством с этими проблемами справиться, увы, не в состоянии.

ЧЕМ НАШИ КОМПАНИИ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ АМЕРИКАНСКИХ?

На том же саммите РФ – США аналитик инвестиционного банка Morgan Stanley так сформулировал ответ на этот мой вопрос: «Американские компании национально ориентированные, а российские, кроме государственных – нет». Действительно, акционерный капитал западных компаний национален по своей структуре, их владельцами являются (через систему специализированных институциональных инвесторов) миллионы акционеров (включая и пенсионные фонды с накоплениями на миллиарды и десятки миллиардов долларов).

Какую, например, долю в BP имеет возглавляющий компанию Джон Браун? У него меньше десятой доли процента! А самые крупные владельцы (их 867) – это институциональные инвесторы, прежде всего, пенсионные фонды (Рис. 5). Самый большой пенсионный фонд имеет 3,5% акций ВР. Если Джон Браун примет непродуманное решение, представитель фонда на годовом собрании может предложить акционерам прекратить его полномочия. Предположим, что BP завтра поменяет регистрацию и осядет в Москве, чьей она будет компанией – российской? Да нет, по капиталу она так и останется англо-американской. Ряд российских ВИНК трудно назвать национальными компаниями. Например, если собственник такой российской ВИНК «пропишется» в Лондоне, то она автоматически станет английской, потому что акционерный капитал принадлежит лично ему. И тогда придется применить чрезвычайные меры, чтобы ресурсы этой компании остались в России.

Рис5

Поэтому структуру собственности в ряде российских компаний можно назвать олигархической, личностной. Структура собственности определяет и мотивацию и направленность принимаемых на уровне компании решений – ей соответствуют все действия менеджеров подобных компаний. Олигархический капитал стремится извлечь максимальную прибыль и практически не вкладывает ресурсы в развитие. Он влияет на выгодное ему изменение законов, плодит коррупцию и так далее.

Соответственно, наши компании по-разному используют недра (Рис. 6). У Башнефти, Татнефти, ЛУКОЙЛа, Сургутнефтегаза, Роснефти – меньшая доля простаивающих скважин. У других - доля простаивающих скважин и дебит эксплуатируемых в два-три раза выше, что говорит о получении сверхдоходов и о слабом регулировании и контроле государством эффективности использования недр.

Рис.6

Стоит отметить малую долю в объемах добычи неинтегрированных компаний. В начале 1990-х гг. на базе госсобственности задумывалось создание крупных ВИНК («от скважины до бензоколонки»), что и было реализовано. Но я, будучи министром топлива и энергетики, считал, что 51% акций ВИНК надо оставить в госсобственности на длительное время. И лишь после того, как у властей созреет понимание, что делать в дальнейшем с ВИНК, находящимися под госконтролем, разбираться с каждой компанией по отдельности.

На базе достаточно революционного по тем временам закона «О недрах» и прямых инвестиций в новые месторождения задумывалось создать новую нефтяную «поросль», которая должна была бы работать в сугубо рыночной среде. И положительный эффект был достигнут. Доля добычи нефти малыми и средними независимыми компаниями к концу 90-х годов достигла от общего объема добычи нефти в России 12%. Однако к 2000 г. структура НГС стала практически монопольной (особенно с учетом региональных рамок деятельности отдельных кормпаний). И прежний взлет малого и среднего бизнеса теперь сходит на нет (Рис. 7). Сейчас его доля в добыче нефти составляет всего 5%.

Рис.7

Эта тенденция не отвечает ни политической задаче – созданию среднего класса, ни экономической – направить энергию больших компаний на международные энергетические рынки, на освоение новых ресурсов в других странах, иначе все разговоры об интеграции в мировое сообщество так и останутся разговорами. А малый и средний бизнес мог бы заполнять нишу, высвобождаемую ВИНК в России.

Противостоять отмеченной выше особенности формирования структуры собственности в НГС России и связанным с ней последствиям поведения компаний могут только через:

    усиление реальной роли государства в распоряжении принадлежащим ему ресурсным потенциалом недр;

    исключение возможностей и шансов избирательного применения норм и правил, регламентирующих деятельность компаний.

В случае продвижения по данным направлениям, с одной стороны, будут увеличены инвестиции в подготовку запасов углеводородов и в их более рациональное освоение и разработку и, с другой стороны, будет создано пространство для деятельности инновационно-ориентированных и венчурных компаний, обеспечивающих реальное снижение издержек.

ИНВЕСТИЦИЙ ЯВНО НЕДОСТАТОЧНО

Несмотря на то, что суммарные инвестиции в нефтяной сектор росли в последние годы, - их явно недостаточно. К тому же они разные по величине у разных компаний (Рис. 8). По нашей оценке, в 2004 г. они достигли 12 млрд долл., а надо – как минимум 25-30 млрд долл.

Рис.8

Например, в начале 1980-х гг. геологоразведка доказала наличие больших запасов углеводородов в Юрубчено-Тахомской зоне в Эвенкии. Согласно провозглашенной в 2000 г. программе ее освоения, в этом году должны были добыть 3 млн т, в 2008 г. – 8 млн т. Однако в 2000 г. извлекли 40 тыс. т, и в текущем году будет тот же объем. А ведь эту программу расписала компания, которая три года назад являлась самой капитализированной в России. Вполне правомерен вопрос: если ты стоил 30 млрд долл., то кто тебе мешал эмитировать своих акций на 3 млрд долл. и вложить эти средства в Юрубчено-Тахомскую зону? Или из доходов от нефти взять 3 млрд долл. и инвестировать?

Другой пример – менее капиталоемкий Уватский проект в Тюменской области. Он реализуется с 1993 г., и только сейчас немного продвинулся. Инфраструктура региона вполне подготовлена для освоения данного проекта, это не Ванкор на севере Красноярского края (к реализации последнего готовится Роснефть), где нет ни централизованного энергоснабжения, ни проложенных трубопроводов. Система эшелонирования новых проектов могла бы иметь вид, показанный на рис. 9.

Рис.9

Новые проекты должны получить межгосударственный статус (шельф, Каспий, Сахалин), федеральный (Ямал, Восточная Сибирь) или региональный (Уватский проект, левобережье Оби). Но готовы ли к инвестициям в них наши финансовые институты? Готовы ли они вкладывать в инфраструктуру и стимулировать разработку новых проектов? А правовые рамки и социальные аспекты, все ли здесь осмысленно и продумано? Непаханое поле деятельности - поиск соинвесторов и доступ к передовым технологиям, взаимодействие с государством и компенсация больших рисков (при освоении той же Юрубчено-Тахомской зоны), учет интересов регионов.

И главный вывод – готовность к освоению таких проектов – минимальная.

(Окончание статьи Ю.Шафраника - в следующем номере ВБ)