На главную

 

Всех миллиардерами не сделаешь

Сегодня в Тюменском нефтегазовом университете соберутся преподаватели, студенты, аспиранты, а также именитые выпускники Тюменского индустриального института, по праву считавшегося кузницей нефтяных кадров. Собирает их alma mater на конференцию по случаю 40-летия Главтюменьнефтегаза, созданного 16 сентября 1965 года. Приглашен на конференцию и почетный профессор ТГНГУ, дважды выпускник «индуса», кандидат экономических наук Юрий Шафраник, в недавнем прошлом генерал «Лангепаснефтегаза», губернатор Тюменской области, министр топлива и энергетики России, а ныне председатель совета Союза нефтегазопромышленников России, президент «Союзнефтегаза», глава Сибирской сервисной компании... Очередная зарубежная командировка не позволила VIP-гостю принять приглашение родного «нефтегаза». Однако накануне юбилея Юрий Шафраник выкроил целый час на интервью «по поводу»: в плотном графике, что расписал день земляка с раннего утра до позднего вечера, в числе прочих значатся знакомые фамилии Грефа, Жукова, Рязанова.

Юрий Константинович, признайтесь: ностальгия мучает?

Ю.Ш.: Просыпаюсь порой в холодном поту... То была костоломная машина: чуть-чуть не выдержал, сдали нервишки — и привет. Меня, 28-летнего парня, как водилось в ту пору, бросили на освоение нового района. Ранее за год с небольшим в «Урьевнефти» сменили шесть начальников! Я стал седьмым. Дошел до «генералов», доведя добычу нефти на Урьевском, Покачевском месторождениях с нуля до 30 миллионов тонн в год! Пришлось возводить в тайге среди болот два города — Лангепас, Покачи. Но нас так драли!

И все-таки, что для вас значит Главтюменьнефтегаз?

Ю.Ш.: Армия, мощнейшая мобилизация. Так тогда и рисовали на картах: десанты, плацдармы, наступления... Атомный, космический проекты — все меркнет по сравнению с освоением Западной Сибири. По сей день Россия живет благодаря именно этому комплексу. И будет жить еще как минимум четверть века, получая более половины нефти и газа. Реализовать подобный проект при управлении из Москвы было невозможно. На высшем уровне приняли тогда единственно верное решение: максимально приблизить к месту боевых действий главки союзного значения — строительный, геологический, нефтяной, газовый. Возглавили их руководители мирового уровня в ранге заместителей министров. Причем Главтюменьнефтегаз на протяжении почти трех десятилетий оставался боевым штабом Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. Именно здесь разрабатывались и воплощались в жизнь сложнейшие организационные, технические и технологические решения. Богатейший опыт, когда в фантастически короткие сроки достигали столь высоких результатов, в один кулак собирая все силы и ресурсы!

Конечно, мне повезло. Будучи солдатиком, сержантиком, офицериком Главтюменьнефтегаза, я имел возможность набираться опыта у таких легендарных полководцев, как Виктор Муравленко, Николай Суздальцев, Роман Кузоваткин, прозванный Самотлором Ивановичем. Кстати, именно Роман Иванович принимал меня слесарем-ремонтником в НГДУ «Нижневартовскнефть». К концу войны за большую нефть я дорос до дивизионного генерала. В пламени той поистине фронтовой Тюмени закалялась целая плеяда личностей, ныне все еще сильных: Владимир Богданов, Вагит Алекперов, Семен Вайншток, Сергей Муравленко, Виктор Палий, Александр Рязанов...

Если уж мы заговорили о везении: что изначально повлияло на ваш выбор жизненного пути? Нефтяная романтика тех лет докатилась и до ишимского села Карасуль?

Ю.Ш.: Докатилась. Тюменский «индус» я покорил в 1969-м, когда все только начиналось. Главтюменьнефтегазу не исполнилось еще и четырех лет. Кстати, учился на инженера-электрика по автоматике и телемеханике. Каждое лето пахал в студенческих стройотрядах на нефтяной целине. Тогда «индусу» уделяли особое значение. Виктор Муравленко возглавлял государственную экзаменационную комиссию. Он и Борис Щербина, первый секретарь Тюменского обкома КПСС, регулярно встречались со студентами. Уже на старших курсах решил бесповоротно: распределяться буду только к нефтяникам.

Поехал за длинным рублем?

Ю.Ш.: Скорее, за романтикой тайги. Понимал: без Севера жить не смогу. Судьба есть судьба, она решает, где тебе оказаться. О рублях тогда особо не думали. Все получали примерно одинаково. На распределении выбрал Вартовск, считая его лучшим городом на свете. Жили на подселении. Каждое утро в болотниках через весь город таскал дочку в садик. На моих глазах росли первые дома, микрорайоны. Мы сажали первые березки в парке, наблюдая за тем, как они приживаются и идут в рост.

Продираясь всякий раз через непролазную грязь, мечтали о будущей карьере?

Ю.Ш.: Ни разу не ловил себя на мысли, что хочу стать нефтяным генералом, секретарем горкома или министром. Все более думал о том, как бы не закиснуть, получить достойную профессию, не оказаться последним в этой жизни как личность. Много учился: вскоре после окончания института вновь поступил в «индус», заочно постигал технологию и комплексную механизацию разработки нефтяных и газовых месторождений. Да и потом, став горным инженером, неизменно занимался самообразованием.

Тогда был огромный кадровый голод, и к молодежи пристально приглядывались, обкатывали на серьезных делах. Ежегодно устраивали семинары и конференции, собирая лучших в Тюмени. Хорошо помню, как после такой конференции Виктор Муравленко собрал в своем кабинете председателей советов молодых специалистов всех НГДУ и часа два беседовал с нами. Было видно: делает он это не для галочки, а действительно хочет, чтобы мы прониклись значимостью и масштабностью проекта, осознали свою конкретную роль и задачу. А что касается карьеры... Просто я не боялся круто менять свою жизнь. Ведь стать мастером своего дела, состояться как мужчина можно только через труд и испытания.

Нынешний юбилей главка — это повод...

— ...вспомнить колоссальные дела. Но, воздавая должное великому прошлому, надо вести людей к великому будущему. А этого нет. Самое великое сейчас — олигарх-миллиардер. Всех миллиардерами не сделаешь. С тоской смотрю на недавних сослуживцев, что отгородились сегодня от жизни отрядом телохранителей.

Неужели все так печально?

Ю.Ш.: Все зависит от нас самих. Каждую весну выступаю с открытыми лекциями в Тюменском нефтегазовом университете. Питаю тайную надежду: вдруг помогу пятерке-другой ребят с осмыслением прошлого и настоящего. Без этого просто невозможно построить светлое будущее. Мои выступления последних четырех лет легли в основу новой книги «Нефтегазовый фактор России». В отличие от прежних «профессиональных» монографий это уже политико-экономическое издание. В нем я попытался по горячим следам отметить плюсы и минусы реформирования нефтегазового сектора страны и крепко задуматься, как действовать дальше?

Плюсов насчитали больше?

Ю.Ш.: Если бы. Мы не просто повторяем ошибку 1980-х, когда директивно необоснованно гнали добычу к миллиону тонн нефти в сутки, что привело к фактической гибели Самотлора. Сегодня месторождения эксплуатируют еще более хищнически, а Россия превращается в наркоманку. Сев на нефтяную иглу, мы губим и сам ТЭК, и свое будущее. Ведь все нынешнее так называемое экономическое благополучие — не итог проводимых реформ, а лишь следствие сверхвысоких цен на мировом рынке.

Но ведь именно с вашим именем связывают практически все реформы в топливно-энергетическом комплексе. Будучи федеральным министром, не тот путь выбрали для российского ТЭКа?

Ю.Ш.: В Минтопэнерго с 1993-го по 1996 год мы сформулировали идеологию реформирования ТЭКа — по угольной, нефтяной, газовой отраслям. Изначально речь шла о построении народного капитализма, миллионах акционеров. Многие элементы той концепции нам удалось оформить указами президента и постановлениями правительства. Немало сделали и по их реализации. По крайней мере, было понятно, куда и как идти. В нефтяной отрасли ставку сделали на создание крупных вертикально интегрированных компаний. Такие структуры имеют массу организационных, финансовых и технологических преимуществ по сравнению с тем, что представляла из себя нефтяная промышленность бывшего Союза и, как показывает мировой опыт, наиболее соответствуют условиям рынка.

Вот только по моему замыслу, изложенному и обоснованному в концепции, на основе бывшей госсобственности следовало создать пять мощных нефтяных компаний, способных не только обеспечить потребности россиян, но и конкурировать на мировом рынке. Государству предстояло сохранить свой контроль над ними в первозданном виде как минимум до 2000 года, что позволило бы управлять компаниями на переходном этапе. Наряду с этим должны были появиться тысячи акционерных обществ, которые бы за счет частного капитала разрабатывали малые и средние месторождения. При поддержке государства. Ну чем, скажем, плохо, если бы наш предприниматель свободные средства вкладывал в скважину или небольшой участок недр, а не вывозил их за границу?

Почему же отрасль и компании пошли не в ту степь?

Ю.Ш.: Все увлеклись переделом госсобственности, дележом старых активов, причем по дешевке, и поэтому с мордобоем. Началась форсированная приватизация нефтедобывающих предприятий. В силу олигархических, региональных и иных интересов получили 15 компаний. Указ президента был подписан без виз и согласия Минтопэнерго. Пошли залоговые аукционы. И произошла не просто приватизация, а закрытая распродажа контрольных пакетов государства. Это уже политическое решение 1996-1997 годов. С ним я был категорически не согласен. И поэтому покинул госслужбу. В итоге «сон разума породил чудовище»: слабость государства привела к формированию частнособственнической структуры капитала нефтегазовых компаний.

Что же в этом страшного? Ведь и на Западе днем с огнем не сыщещь государственных компаний.

Ю.Ш.: Дело вовсе не в государственной собственности. В руках узкой группы лиц оказались контрольные пакеты акций крупнейших нефтяных компаний России. А какую, например, долю в «British Petroleum» имеет ее глава Джон Браун? Менее десятой доли процента! А самые крупные владельцы (таких 867) — это институциональные инвесторы. И если Джон Браун примет непродуманное решение, представитель какого-нибудь пенсионного фонда на собрании предложит акционерам раз и навсегда прекратить полномочия зарвавшегоя менеджера. Аналогичная структура собственности — максимально публичная — и в других мировых компаниях. У нас же сложилась личная, или клановая, форма собственности, характерная для Африки и Южной Азии. Переезд и прописка собственника такой «отечественной» компании в Лондон практически «автоматом» делает ее английской. Тогда государству пришлось бы применять чрезвычайные меры, чтобы деятельность этой компании отвечала также и интересам России.

Как говаривал классик: что делать? Как нам поднять с колен экономику России?

Ю.Ш.: Можно быть круглым идиотом и зарабатывать на нефти: загнал ее за границу — у тебя легальный заработок и еще нелегальный. Зашибись! Весь мир давно уже зарабатывает не на нефти (на Западе она вся под счетом, в Канаде государство считает добытую нефть на каждой скважине)... Весь мир зарабатывает на нефтегазовом сервисе. В России этот пирог я оцениваю в 20 миллиардов долларов. Отдавать львиную долю пирога иностранным компаниям вряд ли разумно. Да и с точки зрения государства небезопасно. Нефтегазовый сервис — это прежде всего рабочие места, инновации, полигон для применения новых технологий и оборудования, оживление всей экономики.

Это целая идеология. Впервые эти идеи я озвучил в конце 1990-х на конференции в родной Тюмени. Сегодня мы делаем ставку все больше на иностранный сервис, технологии и специалистов в обмен на наши ресурсы и капитал.

Эффект от подобного развития для реального оживления экономики практически нулевой. Чтобы Россия слезла с нефтяной иглы, мы должны коренным образом поменять парадигму развития: в страну следует привлекать иностранный капитал, но вкладывать его следует в российские технологии, оборудование, сервис и специалистов. Иначе Россия так и останется сырьевым придатком развитого Запада.

На начальном этапе тон должно задавать государство: при выдаче лицензий и контроле их исполнения нефтяников надо ориентировать на работу с российскими сервисными компаниями. В этом процессе могут быть задействованы налоговые стимулы. В той же Норвегии еще 30 лет назад нефтегазового сектора не было вовсе. Но с началом освоения нефтяных и газовых месторождений государство путем введения обязательной квоты национального участия и поощрения иностранцев в создании СП с местными компаниями стимулировало развитие мощнейшего сектора нефтегазовых технологий, которые востребованы сейчас во всем мире.

Еще одна тема из разряда острых: все продолжающийся рост цен на бензин. Недавнее обязательство глав нефтяных компаний заморозить до конца года розничные цены на нефтепродукты — решение проблемы?

Ю.Ш.: Не более чем тактический ход. Ведь цены замораживают на самом пике... Если же разбираться в причинах: у любого нынешнего неприятного явления есть вчерашние ошибочные действия. Анализировать их — целый научный труд. Скажу кратко: неверно выстроенная налоговая система напрямую связывает налог на добычу полезных ископаемых с мировыми ценами. Хочешь не хочешь, дернули за ниточку там, сразу сказалось здесь. Тем не менее влиять на цены можно. Нельзя лишь скатываться к запрету. Иначе еще хуже будет. За одни слова «ограничить, указать» надо сразу голову отрывать.

И что вы предлагаете?

Ю.Ш.: Менять правила игры. В США, где прописаны крупнейшие нефтяные компании мира, 52 процента (!) всей нефти добывают малые предприятия. У нас малые и средние компании извлекают менее четырех процентов нефти! Хотя в 1996-м они давали 12 процентов. Пока как минимум четверть добычи в России не обеспечат малые компании, государство и дальше будет бросаться на монополии, словно Дон Кихот на ветряные мельницы, а разговоры о среднем классе, благосостоянии народа так и останутся бесплодными разговорами.

Думаю, четверть российской добычи малые компании вряд ли когда обеспечат. Ведь их нещадно пожирают акулы капитализма.

Ю.Ш.: Значит, ты заранее расписался под безысходностью: не будет правительство влиять на цены. Ведь это одна из мер, которую мы предлагали и предлагаем. Вторая мера — совершенствование налоговой системы. Далее — по списку.

Андрей ФАТЕЕВ