На главную

 

Российские компании имеют точно такие же права на разработку новых месторождений в Ираке, как и их западные коллеги

Юрий Шафраник:

«Российские компании имеют точно такие же права на разработку новых месторождений в Ираке, как и их западные коллеги»

Интервью с председателем совета Союза нефтегазопромышленников (работодателей) России, президентом комитета по культурному, научному и деловому сотрудничеству и Ираком, председателем правления компании "СоюзНефтеГаз"

"НиК": Юрий Константинович, в последние недели в СМИ публикуются порой диаметрально противоположные оценки ущерба интересам России в целом и российской нефтегазовой отрасли в частности, который нанесла последняя война в Ираке. Какова Ваша точка зрения по этому вопросу?

Ю.Ш.: Суммарный ущерб для России от войны в Ираке в целом подсчитать очень трудно. Некоей единой цифры здесь нет и не будет - существуют лишь разные экспертные оценки. Теоретически нужно просуммировать прямой ущерб, косвенный ущерб, упущенную выгоду...

Лично я под термином «ущерб», применительно к последствиям военных действий в Ираке, понимаю следующее. Во-первых, это потеря экономической и политической стабильности в мировом масштабе. Во-вторых, возможная потеря контрактов и достигнутого объема товарооборота между Россией и Ираком. И только в-третьих - потенциальный невозврат иракских долгов.

Повторюсь, самое главное - в результате войны исчезла стабильность в мировых ценах на нефть, в балансах ее добычи и потребления. Нельзя уже говорить и о политической стабильности в одном из главных нефтедобывающих регионов Земли - в странах Персидского залива. Нарушено некоторое равновесие, в частности, в отношениях между отдельными религиозными общинами - шиитами и суннитами. К чему

это может привести в самом ближайшем будущем, не возьмется предсказать ни один уважающий себя эксперт. Россия, к чести руководства страны, сделала все от нее зависящее, чтобы предотвратить развитие событий по сценарию, который был реализован в последние месяцы.

Еще один вид ущерба - потеря потенциально подготовленных контрактов. Многие российские компании занимались в Ираке долгосрочными инвестиционными проектами. После окончания войны на повестку дня автоматически встают вопросы об этих контрактах (не только, кстати, нефтяных), о контрактах, которые мы потеряли, в частности, вследствие введения эмбарго после войны 1991 года. Это громадный ущерб для России. Как только в ближайшем будущем эмбарго будет снято, нам необходимо добиваться компенсации. Размер ущерба такого рода во много раз по своему объему превосходит государственный долг Ирака перед Российской Федерацией. Упущенная выгода от нереализованных контрактов достигает $30 млрд, тогда как государственный долг находится в пределах $7-8 млрд. Эти цифры мы уже довели до сведения Минэкономразвития России, и данный орган государственной власти подтвердил их.

Применительно к «СоюзНефтеГазу» могу сказать, что у нас на п ротяжени и трех лет в Ираке регулярно работали специалисты. Мы участвовали в тендерах, заключали соглашения, подготовили ТЭО - на все это затрачены деньги и годы работы. При этом мы ничем не нарушали режима санкций ООН. Если уйти из Ирака и попытаться войти в любую другую страну, то на этом потеряешь не только финансовые средства, но и время.

Точно в такой же ситуации оказались и другие российские компании. Что теперь делать «Зарубежнефти», бурившей в Ираке скважины, или «Татнефти», поставившей в Ирак станки? И это - только нефтегазовые проекты. А ведь существует еще множество не энергетических проектов. Их общая стоимость, как я уже сказал, во много раз превышает долг Ирака перед Россией.

Не надо забывать и о вопросах внешней торговли. Товарооборот в России с Ираком до войны достиг $2,2 млрд в год. Это поставки оборудования, материалов, продовольствия, медикаментов и т.д. Их осуществляли более 100 предприятий нашей страны, относящихся к разным отраслям промышленности. Что теперь будет с достигнутыми договоренностями? Если их признают ничтожными, то наша страна от этого понесет вполне ощутимые потери.

«НиК»: Однако потери по контрактам - упущенная выгода, а те $7-8 млрд, о которых Вы говорили, - признанный долг. Россия, безусловно, заинтересована в его возврате...

Ю.Ш.: Конечно, заинтересована. И все-таки я ответственно заявляю, что говорить о государственном долге Ирака перед Россией надо в последнюю очередь. Тем более, что проблема возврата долгов «выплывет» на поверхность автоматически, без нашего участия. А дальше ситуация будет развиваться приблизительно по такому сценарию.

Любое правительство Ирака - вне зависимости от политической ориентации - обязательно заявит, что долг, в том числе российский, необходимо отдавать. Но затем оно так же обязательно начнет разбираться, из чего же он состоит. А состоит задолженность из конкретных контрактов на поставки машин, оборудования и т.д. На работу по детализации обстоятельств нашего (впрочем, как и любого другого) государственного долга уйдет как минимум года два.

При этом нужно помнить, что общий внешний долг Ирака составляет порядка $100 млрд. Так что уже в ближайшее время выстроится огромная очередь из государств-кредиторов Ирака, где Россия будет отнюдь не в первых рядах.

Далее следует учесть, что перед правительством Ирака встанет дилемма: отдавать долги или восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Естественно, оно сделает выбор в пользу национального восстановления. Поэтому возврат долгов, вне зависимости от внутренней политической конъюнктуры Ирака, затянется на долгие годы, если не на десятилетия. И рассчитывать на скорый возврат государственного долга России не стоит при любом раскладе.

«НиК»: Какие российские нефтегазовые компании понесли наибольшие потери от войны в Ираке?

Ю.Ш.: Вы, наверное, хотели бы, чтобы я назвал конкретные цифры для каждой компании в отдельности, выстроив ихтаким образом по некоему ранжиру? Но я такими данными пока не располагаю. Я знаю, что они по компаниям только собираются, после чего цифры будут проанализированы, а затем пострадавшие подадут соответствующие иски в различные судебные инстанции.

Однако при этом следует заметить, что ущерб, выраженный в абсолютных цифрах, не отразит настоящего положения дел. Для компаний важны показатели относительных потерь. Например, если маленькая компания завезла в Ирак оборудование на сумму порядка 50% от ее капитала, но денег за это не получила - для нее это трагедия. А если, например, «ЛУКОЙЛ» имеет потери несравненно большие, но равные долям процента от располагаемых средств, то для такого гиганта - это плохо, но переносимо. Поэтому для каждой нашей компании потери в Ираке - дело «глубоко личное».

«НиК»: Тогда позвольте задать Вам «глубоко личный» вопрос - о потерях компании «СозНефтеГаз», руководителем которой Вы в настоящее время являетесь.

Ю.Ш.: Ущерб большой. «СоюзНефтеГаз» - небольшая компания, поэтому потери для нее весьма чувствительны.

Но мы предвидели возможные риски, связанные с работой в Ираке. Когда четыре года назад «СоюзНефтеГаз» пришел в эту страну, уже тогда существовала большая неопределенность: отменят санкции или не отменят, будут военные действия в какой-либо форме или нет. Я рисковал по нескольким причинам. У меня была твердая уверенность, что работать в Ираке необходимо, несмотря на все привходящие обстоятельства, что уходить России из этой страны нельзя. Мы и так после развала Советского Союза потеряли многие рынки - войти на них снова практически невозможно. Поэтому я рисковал исходя и из своей гражданской позиции и из позиции осознанного корпоративного риска.

Возвращаясь к вопросу, не считаю, что выгода уже упущена. Я приложу все возможные усилия для того, чтобы месторождения, контракты на разработку которых подписаны в довоенный период, остались за «СоюзНефтеГазом».

При самом неблагоприятном раскладе потери для нашей компании составят порядка 20% капитала. Физически это выражено в том, что мы покупали различную документацию, отправляли в страну специалистов, исследовали месторождения, разработали ТЭО, а также содержали свое представительство в Ираке, вели небольшие контракты.

«НиК»: Известно, что Конгресс США планирует ограничить участие неамериканских компаний в послевоенном восстановлении, в частности, нефтегазовой отрасли Ирака. Как Вы относитесь к этой инициативе? Считаете ли Вы ее обоснованной?

Ю.Ш.: США выделили из своего бюджета значительные средства для послевоенного восстановления экономики Ирака. Таким образом, американские власти стали, говоря приземленным языком, заказчиком работ. Но кто платит - тот и заказывает музыку. Кто выделил ассигнования - тот и определяет исполнителей работ. Было бы странным, если заокеанские чиновники, выделив бюджетные деньги, отдали бы их не американским, а иностранным компаниям. Это все равно что чиновники Минэнергетики России бюджетные проекты отдали бы на откуп иностранцам. Это ведь был бы всероссийский скандал. То же самое применимо и к США. Поэтому рассчитывать на то, что какие-либо российские компании получат контракты на восстановление иракской «нефтянки», по меньшей мере наивно.

Так что Конгресс США, выделив деньги на послевоенное восстановление Ирака, имел право установить, в том числе юридически, что эти деньги будут распределены между американскими компаниями. Вместе с тем, стоит ли этому распределению придавать статус закона - вопрос открытый. Все можно было сделать без лишнего шума, так сказать, в рабочем порядке. В любом случае к такому развитию событий следует относиться спокойно, без истерики.

Тем же российским структурам, которые все-таки хотят получить американские бюджетные деньги, надо просто попытаться наладить контакты с американскими компаниями и убедить их в привлекательности сотрудничества при проведении восстановительных работ.

«НиК»: Складывается впечатление, что российским нефтяным компаниям не найдется места ни на стадии восстановления, ни в уже восстановленном Ираке...

Ю.Ш.: Если сегодня где-то слышишь, что все крупные контракты на новые месторождения в Ираке уже поделены между несколькими крупными зарубежными компаниями, то это, мягко говоря, неправда. В кабинетах можно делить все что угодно. Но это не более чем пожелание. Хотя надо учитывать и то, что США, взяв под контроль территорию страны, имеют очень большой соблазн поделить все контракты между «своими» компаниями.

Однако на пути такого дележа есть очень большое «но». Это - политическая неопределенность в Ираке. Я глубоко убежден, что ни одна нефтегазовая компания мирового уровня ни с каким переходным или временным правительством Ирака дела иметь не будет. Где гарантия, что через 2-3 года законным образом избранное правительство Ирака признает заключенные переходной или ооновской администрацией контракты или соглашения? Подобная ситуация имеет прецеденты в истории. Например, в Норвегии после второй мировой войны законное правительство не признало контракты, подписанные переходными оккупационными властями времен протектората.

Поэтому, повторюсь, никакая приличная, имеющая реноме на международном уровне нефтегазовая компания подписывать контракты с переходными властями не станет. Компании будут проводить переговоры, разрабатывать ТЭО, подписывать какие-то документы, но вкладывать деньги - нет, никогда. Поэтому из затеи по раздаче контрактов на новые месторождения «своим» компаниям сейчас ничего не выйдет.

В то же самое время российские компании до начал а войны имели

дело с легитимной властью в Ираке. Например, если «ЛУКОЙЛ» заключил контракт на разработку месторождения Западная Курна, то контрагентом его выступало легитимное правительство Ирака. И не важно, плохое оно или хорошее с международной (точнее - с американской) точки зрения. Президент страны избран, проведены парламентские выборы. А какая ситуация складывается внутри страны - это дело самих иракцев. Поэтому наши компании не должны считать, что их оставили в Ираке не у дел. Они имеют права на разработку новых месторождений точно такие же, как и их западные коллеги. Если не большие, учитывая наши потери в 91 году и сейчас.

«НиК»: Но это автоматически означает, что Ирак станет ареной жесточайшей конкурентной борьбы крупнейших нефтяных компаний.

Ю.Ш.: Это действительно будет так, если американцы станут усиленно проталкивать свои или избранные ими же компании. В то же время у США есть уникальный шанс выступить с инициативой создания по новым месторождениям международных консорциумов, чтобы предотвратить возможную конфронтацию между крупнейшими игроками на мировом нефтяном рынке. Запасы нефти в Ираке таковы, что работы хватит всем. Поэтому мое твердое убеждение состоит в том, что разрабатывать поистине гигантские запасы нефти и газа в Ираке должны международные консорциумы, в которых участвовали бы крупные нефтегазовые компании со всего мира.

«НиК»: Корректно ли говорить о том, что в послевоенный период мировые цены на нефть будут под контролем Вашингтона? Каковы Ваши прогнозы относительно динамики цен на нефть на ближайшие годы?

Ю.Ш.: Прежде всего необходимо осознать, что США всегда оказывали значительное влияние на цены на нефть. Эта страна потребляет 29% добытой в мире нефти. Пора всем понять, что именно потребитель определяет мировую ценовую конъюнктуру. Это все чувствовали и до войны, когда за океаном, например, была теплая зима, и, как следствие, наступал спад в объемах потребления.

Сейчас США дополнительно к этому фактору взяли под контроль территорию Ирака, располагающего большими нефтяными запасами.

Поэтому ситуация с определением мировой цены на нефть в результате войны кардинально не поменяется, но степень влияния на нее США усилится. Однако ожидать обвала цен не стоит. В конце концов, у американцев есть собственные нефтяные компании, желающие получать прибыли, есть объективная равновесная цена на нефть, баланс интересов. Скорее всего, после нескольких взлетов и падений цена на нефть придет к некоему более или менее стабильному уровню. Я, в частности, считаю, что такой ценой может быть цена в $21-23 за баррель.

Соответственно, и на российской нефтяной отрасли последние иракские события отразятся главным образом через цены. Последние 3 года цены были самыми высокими за 25 лет. Так долго продолжаться не может. Значит, следующие годы будут не такими «хлебными» для российской «нефтянки», да и страны в целом.

На фоне высоких цен у нас сейчас наблюдается, и это нужно подчеркнуть, не рост объемов добычи нефти, а их восстановление после провала в течение 90-х годов. В 80-х годах Россия добывала 570 млн тонн в год, а сейчас мы только дотягиваем до 400 млн. И это называется ростом? Рост отличается от восстановления тем, что добыча развивается на совершенно новых месторождениях, а не на старых, давным-давно освоенных. На рост требуется примерно в 8-10 раз больше инвестиций, нежели на восстановление.

В российской «нефтянке», по оценкам экспертов, в последние годы прямые инвестиции достигли $8 млрд в год. Но чтобы сохранить темпы прироста добычи нефти на достигнутом уровне, нужно $30 млрд ежегодных инвестиций. Не меньше.

Если цена на нефть стабилизируется в коридоре $21-25 за баррель, то у России есть примерно 2-3 года, чтобы достичь добычи в 400 млн и более тонн нефти в год. В основном - за счет старых месторождений. За эти годы мы обязаны вложить десятки миллиардов долларов в освоение, я подчеркиваю, новых месторождений. Тогда через 3-5 лет новые месторождения станут работать, давая ежегодный прирост нефтедобычи. При таком варианте мы имеем шанс нарастить объем добычи до 450 млн тонн в год. Если же цена будет в пределах $18-20 за баррель, то не продолжится даже восстановление нефтедобычи, и объем стабилизируется максимум на 400 млн тонн в год. Нуа если цена провалится ниже $18 за баррель, то российской «нефтянке» будет очень плохо. Пойдет снижение нефтедобычи, будут заморожены многие проекты. Правда, этот период не будет слишком продолжительным - арабские страны сделают все возможное для восстановления цен на справедливом уровне.

«НиК»: В заключение - как Вы оцениваете вероятность продолжения антитеррористической операции США в других нефтедобывающих странах? Например, в Иране?

Ю.Ш.: Нефть действительно была очень важной причиной войны в Ираке. Но не главной. К ней добавились и другие, однако на них я не хотел бы останавливаться.

Может ли в США укрепиться убеждение, что в любой стране можно действовать так же, как в Ираке? Может, и это очень опасно. Вместе с тем в США есть много достаточно трезвомыслящих политиков, которые понимают, к чему может привести раскачивание ситуации на Ближнем и Среднем Востоке. Поэтому я бы воздержался от утверждения, что после Ирака настанет черед для какой-либо другой конкретной страны. Хотя бы для того, чтобы не вызывать джинна из бутылки.

Тем не менее надо учитывать, что мир после развала СССР, терактов 11 сентября и войны в Ираке стал совершенно другим. И в нем действуют совершенно иные законы и обычаи.