На главную

 

РФ-ЕС: за скобками форумов

234.jpg

Как нам обустроить Россию от Тюмени до Владивостока

Председатель Совета Союза нефтегазопромышленников, глава Комитета ТПП РФ по энергетической стратегии и развитию ТЭК Юрий Шафраник в интервью ИТАР-ТАСС размышляет о перспективах экономического сотрудничества России и Евросоюза.

– Юрий Константинович, выступая на Петербургском международном экономическом форуме президент Дмитрий Медведев подчеркнул, что «Российская Федерация является очень крупным партнером Евросоюза, а Евросоюз вообще является нашим крупнейшим партнером». А модератор бизнес-диалога Россия-ЕС Марио Монти заявил: «Стратегическое партнерство Россия-ЕС становится все более комплексным, растет уровень взаимозависимости наших экономик». Вы согласны с такими оценками?

– Безусловно.Развитие сотрудничества очевидно. Возьмите деятельность в России французской нефтегазовой компании «Тоталь» (четвертой в мире по объему добычи), готовность французов оснащать российский ВМФ вертолетоносцами «Мистраль», наше активное взаимодействие с европейцами в фармбизнесе и многое другое… Число совместных проектов растет. Но если судить не по количеству сделок, а по партнерским возможностям и острой – прежде всего для России – необходимости в масштабных инфраструктурных проектах, то это число крайне ничтожно. И сдвиги на этом направлении крайне незначительны.

– А в чем загвоздка?

– Тому есть несколько причин. Не претендуя на их полный охват и безупречную трактовку я остановлюсь на том, что представляется мне наиболее важным для понимания сложившейся ситуации.

Первая – очень принципиальная – ошибка была допущена в 1986 году, когда Михаил Сергеевич Горбачев, выступая в британском парламенте, заявил: «Европа – наш общий дом». Эта ошибка довлеет над нами психологически, политически и даже мировоззренчески до сих пор. Хотя фундамент объединенного континента не возведен и поныне, а образованный в 1993 году Евросоюз и современная Россия – это очень разные дома. А в свой дом никто никого и никогда просто так не пускал и пускать не будет. Тем не менее, мы постоянно пытаемся убедить европейцев (и себя) в том, что россияне очень нужны им в их Общем доме.

Необходимо совсем другое. Надо наконец-то сосредоточиться на проблемах своего дома, на том, что считал самым главным Александр Исаевич Солженицына, – как нам обустроить Россию, свое общество, свою экономику. Понятно, что в добротный, уютный и гостеприимный дом с удовольствием приходят соседи. Причем, как правило, не с пустыми руками. То есть, обустрой мы себя, и не будет проблем с инвестициями, с притоком высококвалифицированных кадров. (И станем дружить домами и, возможно, осуществлять совместные проекты.) Пока же мы наблюдаем непрерывный отток интеллектуального и финансового капитала из собственного дома.

Вторая ошибка. Мы почему-то постоянно стараемся разъяснять европейцам их исключительную выгоду от сотрудничества с нами, упрекая при этом в принятии невыгодных для нас решений – взять хотя бы отношение к «Третьему энергопакету ЕС».

– Пакет-то действительно для нас «вредный»…

– Не в нем суть. Европейцы идут своим путем, на котором, можно сказать, каждый шаг довольно подробно обсужден и принят большинством – узаконен. Он может нам нравиться или нет, но должен восприниматься как данность. И не решения их надо критиковать, а изыскивать, с учетом этих решений, свою возможную выгоду.

– И все же после форума появилось немало публикаций, как бы открывающих двери в Европейский дом. Мол, с каждой встречей сближаются позиции, крепнет взаимопонимание. Разве не так?

– Именно на форумах, в речах партнеров, что–то, возможно, и крепнет, но политику и экономику определяют тренды и векторы, подтвержденные, в том числе, законодательно. ЕС руководствуется документами, которые, по разумению его политиков, делают более жесткой конкуренцию, ударяют по монополизму поставщиков энергоресурсов.

– Но ведь нет дыма без огня…

– Я считаю, что европейцы переусердствовали в стремлении превратить ЕС в социально-экономический оазис. Поэтому недозревшую стратегию развития объединенной Европы заменила тактическая игра в создание – для себя – идеальных условий существования: идеальных антимонопольных, идеальных интегральных, идеальных энергетических, энергосберегательных… Но это тактика вчерашнего дня (возможно, она была хороша для них в начале процесса объединения). В итоге философско-мировоззренческое осмысление пути и средств развития ЕС у многих отстает от требований исторических реалий. В частности, от усвоения того, что нет большей выгоды для ЕС и РФ, чем прямой, без посредников, выход производителя на потребителя. Оптимальный, с экономической точки зрения, вариант, когда нефтедобытчик «дотягивается» до заправочных станций, а добытчик газа – до ТЭС или заводов потребителя.

Это самый обоюдовыгодный вариант сотрудничества. Но он не устраивает наших соседей, пугающих самих себя монополизмом. Поэтому есть резон «подвесить» данную тему в дискуссиях с партнерами… Строим свой дом, стараясь сделать его самым современным и привлекательным, наблюдаем за успехами соседей, предлагаем создавать вместе что-нибудь полезное. А далее – как получится: договоримся – хорошо, нет – значит, нет. Но подчеркну, что усилия на этом направлении ослаблять нельзя. Тому нет никакой альтернативы.

– Что Вы имели в виду, упоминая о необходимости в масштабных проектах?

– Если говорить об энергетике, то я имел в виду проекты, подобные «Северному потоку» и «Южному потоку». Я поддерживаю их осуществление, но не могу уйти от мысли, что мы отстали лет на 15 в создании всего, что связано с производством сжиженного газа. А ведь именно он станет «командовать» будущим углеводородным рынком, поскольку СПГ можно легко транспортировать туда, куда пожелает душа потребителя – в Европу, Азию, да хоть на Южный полюс. Конечно, для решения проблемы СПГ потребуются немалые средства, зато у производителя будут развязаны руки, точнее, трубы.

– А они крепко связывают производителя!

– Очень крепко. Как только ты протянул очередную трубу, причем без финансового участия европейцев, а за свои кровные деньги, ты увеличил свою зависимость от потребителя. Вложил десятки миллиардов, чтобы еще крепче себя связать.

– Чем можно объяснить неуступчивость европейских партнеров? Неужели желанием притормозить наше развитие, так сказать, повредничать?

– Возможно, кто-то и вредничает. Но не тут собака зарыта. Система управления в ЕС такова, что там любой общий экономический «вердикт» выносится большинством из 27 голосующих стран. А у этого большинства нет такой мощной промышленности и технологической базы, как у Германии, Франции и Италии, нет, в частности, современной нефтегазохимии и, как следствие, нет собственного интереса в строительстве и развитии подобного производства в России. Потому и «тормозят».

Ну и, как я уже сказал, имеет место запугивание самих себя монополизмом российских компаний. Иначе трудно объяснить, например, отказ от инвестиционного проекта Северстали, способного дать Европе тысячи рабочих мест. Я не говорю, что ратовал за этот проект (лучше было бы его адресовать на российский Восток). Я просто констатирую – проект в ЕС зарубили. А недавно Еврокомиссия отказала Газпрому в покупке газовой биржи. Чиновники ЕС сочли, что за счет сделки Газпром может «поработить европейский газовый рынок», хотя ликвидность торгов на этой бирже напрямую зависит от поставок российского газа. И таких примеров – десятки.

– Но все это естественно в конкурентной среде.

– Абсолютно противоестественно! Какая вообще может быть конкуренция, если вас просто не пускают на рынок. Кроме того, конкурентную среду нельзя рассматривать как застойное болото. На нее обязательно влияет динамика мирового развития. Конечно, эту динамику можно проглядеть или проигнорировать, но тогда – рано или поздно – неизбежен проигрыш. Я думаю, что европейцы уже лет 15 отстают в постижении характера глобальной конкуренции. Действуя в стиле «традиционного» соперничества, они едва ли задумываются о том, что наша экономика своей значительной частью неизбежно двинется в сторону, уже можно сказать, мировой фабрики – Китая.

Представьте, вы завтра заработаете на газе в Европе, а все производственное оборудование будете приобретать исключительно в Китае, поскольку это выгоднее. Раньше мы буровые установки покупали в Германии и Италии, трубы – в Германии и Австрии. А сейчас где, в основном, покупаем то и другое?.. Правильно, потому что китайцы непрерывно повышают качество своей продукции, а не цены на нее. Это сегодня, а завтра…

– А завтра, стало быть, Европа окажется на задворках истории всемирной конкуренции?

– Драматизировать будущее Европы не стоит, но определенный вызов тут для нее есть. Ведь не секрет, что закрытие ряда европейских предприятий связано с экспансией китайской продукции. Кроме того, объединительная эпопея добавляет Старому Свету немало собственных проблем. Возьмите Грецию. Для спасения ее экономики наиболее развитым странам ЕС приходится жертвовать собственным «экономическим уютом». Правда, с другой стороны, та же Германия, выделяя кредиты, стимулирует свое производство.

– Как это?

– Очень просто. Что будет приобретать Греция у Германии, не имея на то достаточных – по европейским меркам – средств? Зато китайские мерки при стесненных обстоятельствах ее могут вполне устроить. Вот тут-то и понять бы всем, кто для ЕС настоящий конкурент. А Россия по определению не может быть конкурентом ни объединенной Европе, ни Китаю: мы – продавцы энергоресурсов, они – покупатели.

– Но с Европой у нас были «газовые войны». Может, следует активнее осваивать китайский рынок?

– Что было, то было. Однако Европа – хороший покупатель, дающий хорошую цену. И от такого покупателя не уходят.

– А Китай какой покупатель, если мы до сих пор не можем с ним договориться?

– Тоже хороший. Только нам самим нужно усвоить, что бывают разные рынки, особенно газовые. Например, в США тысяча кубов газа стоит сейчас 163 доллара, а в Европе – 360. А Китай запрашивает цену ниже европейской, и она точно должна быть ниже.

Насколько?

– Настолько, чтобы устраивала обе стороны. Нам важно выйти на китайский энергетический рынок. Поэтому надо срочно договариваться о формуле цены, учитывая, что это другой регион, другие финансовые планки, другой топливно-энергетический баланс огромной страны. И баланс довольно маневренный: там продуктивно работают с углем, осваивают солнечную энергетику, возобновляемые источники. Кроме того, Китай сегодня может получать газ из России и Туркменистана, а завтра, если «откроется» Иран – из его огромных запасов. Да и Австралия газом не обижена. Добавьте сюда поставки сжиженного газа от любого производителя…

И вот именно как производители мы должны выстраивать особые отношения со всеми потребителями. Поэтому, «возвращаясь в тему», подчеркну: серьезный прорыв в стратегическом партнерстве ЕС-Россия, в реализации экономически значимых совместных проектов необходим и нам, и объединенной Европе.

– Сами-то мы готовы к такому прорыву?

– Пожалуй, не совсем. Мало лишь призывать к сотрудничеству. Совместные проекты живы только тогда, когда они выгодны обеим сторонам и когда имеется конкретный перечень таковых. Вдобавок мы в законодательном и инвестиционно-лоббистском плане, мягко говоря, несовершенны. Тем не менее, думаю, мы должны Европе, ее промышленным лидерам – Германии, Франции, Италии – представить по нескольку серьезных проектов, в первую очередь связанных с глубокой нефтегазохимической переработкой, а также самолетостроением, фармакологией… Затем вместе определить, где и как мы будем создавать намеченные объекты в обоюдных интересах.

Говоря о нефтегазохимии, я, разумеется, имею в виду неосвоенный сырьевой пояс от Владивостока до Тюмени. Здесь должны появиться предприятия высочайшего технологического уровня, как минимум пять современных производственных центров.

– И как мы «заманим» сюда партнеров?

– Мы обязаны представить реестр объектов и кластеров, выгодных, если хотите, заманчивых для участия в их создании, для объединения ресурсов, денег, рынка. И конечно, мы обязаны создать все необходимые условия под государственной гарантией. Причем главное не в общих условиях. Россия огромна, и в европейской части страны уже можно жить, приближаясь к европейским стандартам, но возьмите Красноярский край или Якутию, где обустройство труда и быта, можно сказать, еще и не начиналось. Несомненно, что для быстрого создания производственных кластеров туда должны поступать дешевый газ, дешевая электроэнергия (многие страны создают на своей территории дифференцированные условия развития для адекватного привлечения инвесторов).

Повторю – условия не общего порядка (по макроэкономике правительством сделано немало), а в соответствии с содержанием перечня проектов. Возможно, и скорее всего, для продвижения каждого проекта потребуется свой законодательный акт, прошедший через парламент… Я, кстати, даже забыл бы на время о вступлении в ВТО, поскольку важно срочно сосредоточиться именно на проектах, на образовании эффективных предприятий с особыми условиями извлечения прибыли – назовите их СРП, концессиями – как угодно.

Напомню, что если бы Сахалинские проекты (с участием зарубежных партнеров) не разрабатывались на особых условиях, то вместо их реализации до сих пор продолжались бы дискуссии в духе той, что идет по Штокману, хотя в Охотском море сложнее и ледовая обстановка, и динамика течений. (И дело не в том, что мы не прожили бы, допустим, без ресурсов Сахалина, а в том, как бы к нам относились сейчас жители острова. Кстати, и бюджет пополняется.)

Главное, что при запуске механизма взаимовыгодного партнерства межгосударственные саммиты (и даже Петербургский форум) будут наполнены абсолютно конкретным содержанием – уточнением, что еще необходимо для успешной реализации того или иного проекта: подтянуть финансы, решить организационную или кадровую проблему и т.д. При этом подчеркну, что речь идет не только о бизнес-стратегии компаний, но и о государственной политике.

– Опять госрегулирование?

– Оно в той или иной степени существует везде, когда дело касается экономически и социально значимых проектов. Замечу, что нефтепроводы «Восточная Сибирь – Тихий океан» и «Северный поток» живы потому, что вопрос об их существовании был поставлен и до конца отслежен правительством. Поэтому и «Южный поток», думаю, будет жить. Я пока оставляю в стороне ожидаемый экономический эффект подобных проектов. Большой эффект заключается уже в том, что деньги идут в дело и создается множество рабочих мест.

Правда, плохо, что в итоговой доходной части мы заметно уступим партнерам-потребителям. Положение поправится только в том случае, если в России будет развернуто нефте- и газосервисное производство. Тогда и оборудование будет обходиться дешевле, и инновационность в развитии станет реальной, и, опять-таки, умножится число рабочих мест. Пока же приборы, оборудование, техника и технологии – все приобретается за рубежом.

– Кто же захочет разворачивать у нас этот сервис, когда очень выгодно торговать его продуктом?

– Многие захотят. Для этого и агитация никакая не нужна. Нужны четкие правила игры, понятные условия деятельности. Надо внятно сказать партнерам, что идущий на наш сервисный рынок приходит на столько-то процентов, остальное – это обязательно российское производство. Возможно, на первом этапе партнерам следует выдать преференции, и в таком случае преференции надо давать немедленно. Уж лучше потом внести поправки, как это было сделано при реализации проектов на основе Соглашения о разделе продукции. Были там взаимные претензии, но разобрались, и проекты живут, причем наше участие в них является основным.

Еще раз подчеркну: мы обязаны создать все условия для привлечения инвестиций и технологий к обустройству восточного крыла Нашего дома.

– И все же «Европа – наш общий дом» – хорошая мечта.

– Я и не говорю, что плохая. Выдающийся политик Шарль де Голль мечтал о строительстве «Европы от Атлантики до Урала». Мечта может простираться и до Тихого океана. Мечтать надо, даже необходимо. Однако в экономике и политике важнее ставить перед собой конкретные цели, делать конкретные созидательные шаги. В данном случае это должны быть грандиозные инфраструктурные проекты на территории от Тюмени до Владивостока.