Реестр судьбоносных решений

Лев Березин, профессор, председатель Совета директоров регионального экспертно-аналитического центра «Сотрудничество», кандидат философских наук

Краткая история тюменского губернаторства новейшего времени

Власть в России всегда имела персоналистский характер. Причины этого явления кроются не только в эволюциях ее политической системы, но и, по-видимому, в глубинных особенностях страны с ее очень сложной и до сих пор не до конца осмысленной историей и географией. Если в странах с хорошо структурированным, отлаженным государством и развитым гражданским обществом об исторической роли той или иной политической персоны спорят лишь интеллектуалы-эксперты, то в России именно эта, стоящая на самой вершине государственной власти, персона очень часто и является подлинным творцом истории (и, конечно, настоящим автором ее учебника), от уровня мышления, настроения или состояния здоровья которой порой зависит судьба страны в целом вместе со всеми населяющими ее людьми.

Это в Америке историки и политологи отчаянно, но не теряя ощущения привычной политкорректности, спорят, можно ли употреблять в публицистическом и научном обороте фразу «Америка времен Рузвельта» или «Америка времен Рейгана». Не разрушает ли этот тезис уверенность рядового американца в том, что «мистер Президент» ‒ это всего лишь «первый среди равных», отличие которого от «мистера Смита» состоит лишь в том, что он имеет несколько больший вес в принятии государственных решений.

В России все не так, будь она хоть монархической, хоть большевистской, хоть «суверенно-демократической». Здесь все хорошо представляют, буквально кожей чувствуют, чем николаевская Россия отличается от России времен «царя-освободителя», а СССР сталинский ‒ от СССР брежневского.

Тюмень – столица деревень

В России «нулевых годов» этот тренд отечественной истории многократно усилился, что кому-то кажется всего лишь ростом значения отдельной личности в истории страны (а для историка или политолога даже топчущаяся на месте страна все равно «развивается»), раз уж такая неординарная личность в стране а) нашлась, б) пробилась к кормилу власти, в) научилась это самое кормило, не смотря ни на что, не выпускать из рук.

В таком, абсолютно централизованном и сугубо персоналистском, государстве региональные лидеры крайне редко блещут широкой известностью. Так, во времена СССР ленинградский Г. Романов был известен лишь благодаря своей «царской» фамилии, тогда как фамилия московского В. Гришина была вообще неизвестна подавляющему большинству жителей страны. В сегодняшней же России едва ли половина жителей провинции назовет фамилию московского мэра С. Собянина, не говоря уж, например, о «тишайшем» питерском Г. Полтавченко.

Региональные руководители и сами прекрасно отдают себе в этом отчет. Вспоминается в этой связи анекдот, очень популярный в 70-е годы прошлого века в Свердловске. На вопрос о том, кто в Свердловске самые известные люди, следует ответ: «Николай Дураков (знаменитый игрок в чрезвычайно популярный в те годы на Урале хоккей с мячом) и дурак Николаев (тогдашний первый секретарь Свердловского обкома КПСС)». Причем, поговаривают, этот анекдот самому К. Николаеву очень нравился, и он его за «рюмкой чая» охотно рассказывал, понимая, по-видимому, что только этим анекдотом он и войдет в историю города и страны. И ведь оказался, несмотря на прочно приклеившийся к нему уничижительный эпитет, 100-процентно прав.

Расцвет Тюмени начался в 80‒90 годах прошлого века

Не стану ручаться за потомков, но мы, сегодняшние тюменцы, губернаторов своей новейшей истории помним хорошо. Ведь 23 года ‒ не срок, а товарищ Сталин когда-то говаривал, что и 25 лет ‒ тоже. Тем более, и список совсем короткий ‒ всего-то четыре фамилии. Назовем их поименно.

1991‒1993 ‒ Шафраник Юрий Константинович.

1993‒2001 ‒ Рокецкий Леонид Юлианович.

2001‒2005 ‒ Собянин Сергей Семенович.

2005‒........ ‒ Якушев Владимир Владимирович.

Для начала напомним, если кто забыл, что все, слава Богу, здравствуют, и пожелаем им, как говорится, долгих лет. Тем более что люди они достойные и губернаторствовали исправно. Нам за своих губернаторов не стыдно, не то что жителям некоторых регионов. Да что там некоторых ‒ многих.

Отметим, к слову, что все они ‒ северяне (родившийся под Ишимом Ю. Шафраник сформировался как руководитель, конечно, на Севере и был, пожалуй, самым северянином из всех четверых). И это говорит о многом, прежде всего, о самой Тюмени, городе, во многих отношениях продолжающим оставаться патриархальным, настоящей «столицей деревень». Кстати, глубоко заблуждается тот, кто полагает, что этот, прочно прилипший к Тюмени, эпитет является уничижительным. Да, Тюмень ХХ века сильно отдавала деревней ‒ грязью, хаотичностью застройки, обилием покосившихся от времени деревянных зданий, страстью к заборам. Да и менталитетом основной массы жителей, горожан в первом или, в крайнем случае, втором поколении, считавших естественным ходить по городу в резиновых сапогах и периодически мыть их в специальных лоханках. Эти корытца были неотъемлемой частью тюменского пейзажа, кстати, одно из них и поныне стоит у входа в областное правительство, что, на мой взгляд, очень даже символично.

И сегодня, в сильно обновившейся Тюмени, кое-какие приметы городского быта говорят о ее деревенском прошлом, например, врытые в землю на придомовых газонах железные ящики для хранения дачной картошки, прямые наследники прежних сараек, окружавших когда-то городские бараки. Название же «столица деревень» говорит совсем о другом: всего лишь об особенностях исторического происхождения города. Тюмень возникла и долгое время существовала как центр небольшой сельскохозяйственной территории (в отличие, например, от Ишима ‒ ярмарочного центра), возникший для ее торгово-ремесленного обслуживания: окрестные крестьяне продавали здесь урожай и покупали потребные им ремесленные изделия. Именно для этой тяготеющей к ней сельской территории заштатный, согласно существовавшему тогда реестру поселений, город Тюмень и был столицей.

Руководство «столицей деревень», неожиданно и вдруг ставшей центром совсем другого, нефтегазового, региона, да еще и мирового значения, требовало, разумеется, других людей и других управленческих навыков. Эти люди, почти «прогрессоры» из повестей братьев Стругацких, приходили в Тюмень с Севера.

Решений разных наши губернаторы напринимали великое множество, да и дел натворили немало, всего и не упомнишь. Не забыть бы самые важные, те, что хронисты прошлого числили по главному разряду ‒ судьбоносных, иначе говоря, те, что решили не только их личную судьбу, но определили траекторию жизни всех людей, что так или иначе доверили им свое благополучие.

Итак, 1991 год. Именно его мы избрали точкой отсчета, причем, избрали не из-за путча и последовавшего за ним превращения России в самостоятельное государство, а потому, что именно в этом году у Тюмени появился свой губернатор, пусть первоначально и называвшийся главой администрации области. До этого областью правили обкомовские секретари, главной задачей которых было правильно отчитаться перед ЦК своей партии. А оно, это ЦК, произнося слова «Тюменская область», слышало «нефть, газ и валюта». Люди, область населявшие, в этом ряду не числились. Соответственно, Тюменская область сильно отставала от других регионов России по всему, чем измеряется благополучие людей ‒ жилью, образованию, здравоохранению, культуре, спорту. Даже по торговле, несмотря на высокие, по меркам СССР, доходы населения. Заметьте, речь идет не о Севере с его невесть откуда возникшими городами, а о давно обжитых территориях, включая в их число и самый взрослый город Сибири ‒ Тюмень.

Тюмень продолжала оставаться самым грязным областным центром страны с допотопными промышленностью и медициной, убогой культурной средой и отсутствием ливневой канализации. Будь на то воля обкома КПСС, в Тюмени не было бы ни одного бассейна, ни одного более или менее приличного стадиона, за последние 20 лет советской партийно-советские власти не построили здесь ни единого объекта культуры. Обком во главе с Г. Богомяковым зорко следил за тем, чтобы ни одного рубля из огромного денежного потока, плывущего на нефтегазовый Север, не досталось бы тюменцам. Центральный стадион «Геолог», дворец культуры «Геолог», бассейн «Геолог» жители города получили лишь благодаря отчаянности главного тюменского геолога Ф. Салманова, который, на мой взгляд, единственный из всей плеяды деятелей времен нефтегазового освоения ‒ и партийных, и советских, и отраслевых ‒ заслуживает звания «Почетный гражданин Тюмени». Все остальные могут попробовать получить подобные регалии где-нибудь в другом месте: перед тюменцами они ничем не отличились и никакого следа в городе с названием «Тюмень» не оставили.

Рубежный для нашего анализа 1991 год Тюмень встретила в очень неважном состоянии и с более чем туманными перспективами. Автономные округа только что получили право на формирование собственных, отдельных от юга области, бюджетов; потенциал южно-тюменской, преимущественно аграрной, экономики был ничтожен; хилая промышленность, выпускавшая по большей части неконкурентоспособную продукцию, стремительно разваливалась; многочисленные главки, на которых, собственно, и держалась командная роль Тюмени в региональном нефтегазовом комплексе, один за другим исчезали, как утренний туман. Есть нечего, платить за социалку и ЖКХ нечем, многочисленные НИИ сидят без заказов и зарплат, рабочие, того и гляди, выйдут на улицы, преступность стремительно организует свои ряды, перспектив - ноль.

Москва на все просьбы о помощи отвечает: сегодня бюджет выдаем суверенитетом, денег нет, а суверенитета берите, сколько сможете унести. Впрочем, уже и в этом был определенный шанс: ЦК КПСС не обещало ни того, ни другого, ничего вообще, кроме идеологической накачки. Кстати, словечко «суверенитет», бывшее тогда модным, означало, конечно, не настоящий суверенитет, т.е. государственную независимость с собственной дипломатией, армией и полицией, а всего лишь существенный рост самостоятельности регионов в принятии важных для их социально-экономического развития решений, независимость от Москвы в распоряжении скудными ресурсами, что, кстати, жизненно необходимо и сегодня, в эпоху сверхцентрализации власти в стране, близкой по своему типу к военно-мобилизационной. «Кольца врагов» только не хватает для полного дежавю, но, видимо, и оно не за горами.

Ю. Шафраник, молодой и перспективный «генерал» (в регионе так уважительно называли людей из особой касты ‒ генеральных директоров нефтегазодобывающих объединений, общее количество которых едва ли превышало полтора десятка) из Лангепаса, плоть от плоти тюменской нефтянки, нежданно-негаданно попав в руководители Тюмени, по-видимому, ужаснулся тому, в каком состоянии он ее нашел, и начал искать выход из кризиса в той сфере, которую хорошо знал по прежней своей работе ‒ в недропользовании. И московские разговоры о региональных суверенитетах давали Ю. Шафранику определенный шанс.

Напомним в этой связи, что дискуссии о повышении самостоятельности регионов, о необходимости мотивировать добывающие территории к росту добычи (нефти, газа, угля и руды), шли к тому времени уже несколько лет, и начались с провозглашения гласности, впервые за многие десятилетия давшей возможность кое-что относительно свободно и даже публично обсуждать. Тюменский обком подобные дискуссии на вверенной его административно-идеологическому попечению территории пытался пресекать, именно это, в значительной степени, стоило Г. Богомякову должности и публичного жестокого унижения.

Цель, которую поставил перед собой Ю. Шафраник, объединяла в себе сразу обе эти задачи ‒ оставить в распоряжении региона часть добытых на его территории (добытых, кстати, непростым трудом его жителей) нефти и газа для того, чтобы, во-первых, заинтересовать и власти, и население в сохранении объемов добычи и геологической разведки, и, во-вторых, начать ликвидацию унаследованного с обкомовских времен огромного отставания области от других регионов страны в уровне развития инфраструктуры ‒ образования, медицины, культуры, жилищного и дорожного строительства.

В конкретных же условиях начала 90-х, когда бюджет и полки магазинов были пусты, а выдача зарплаты задерживалась месяцами, решение этой задачи просто означало гарантию выживания населения области. Задача, словом, была не только понятна, но и лежала буквально на поверхности, но как же трудно было ее решить, с каким нечеловеческим упорством сопротивлялась московская бюрократия, как мало было у Ю. Шафраника союзников в среде тюменской партийной, советской и хозяйственной элиты. Кстати, с тех пор в отношении Москвы к регионам мало что изменилось: по-прежнему налоговые доходы неуклонно перераспределяются в пользу федерального центра (последнее изъятие ‒ это как раз региональная часть налога на добычу нефти, последняя щепотка финансовых завоеваний области и ее населения ельцинских времен), а распорядительные полномочия, переданные оттуда регионам, вдруг, стремительно и резко, дешевеют.

В 90-х годах у Тюмени (как и у других добывающих территорий), скорее всего, тоже ничего бы не вышло, но случился путч, следом была распущена КПСС, не у дел остался союзный Госплан, а Тюменская область получила президентский Указ №122 от 19 сентября 1991 года.

Вообще-то эта дата должна быть официальным праздником в Тюменской области и входящих в ее состав Ханты-Мансийском автономном округе ‒ Югре и Ямало-Ненецком автономном округе (раз речь идет об официальном празднике, то пусть уж и названия округов будут официальными) ‒ Праздником Спасения (не путать с церковным Спасом). Если людям толково объяснить что к чему, этот праздник станет действительно народным не в пример кремлевскому проекту «4 ноября».

Все дело в том, что этот, для населения региона ‒ поистине благословенный, Указ закреплял за областными и окружными властями право свободно распоряжаться «десятиной» ‒ десятой частью добытых нефти и газа, направляя средства от их продажи на социально-экономическое развитие региона. В результате Тюмень без очень уж серьезных потрясений пережила первую половину 90-х со случившимся в те годы развалом значительной части своих худосочных предприятий, отраслевой науки и полутора десятков главков. Бюджетники получали свои, пусть и мизерные, зарплаты, вовремя, пускай, и кое-как, латались дыры в ЖКХ, да еще оставались небольшие деньги, чтобы что-то строить. В частности, во времена губернаторства Ю. Шафраника был разработан проект и проплачен контракт с турками на строительство новой, современной больницы, которая сегодня называется ОБИЛ, а тогда в народе именовалась попросту «турецкой».

Так что Указ №122 твердо претендует в Тюмени на почетное звание «судьбоносного», а пробивший его Ю. Шафраник впоследствии, уже в роли федерального министра, отличился перед земляками еще и Законом «О недрах», давшим Тюменской области, как и другим добывающим регионам, а) «второй ключ», т.е. право участия в принятии решений по поводу эксплуатации их недр; б) плату за эксплуатацию недр на их территориях, роялти, своеобразный налог на добычу ‒ уже в денежной форме, ведь просто отнять нефть и газ у добывающих компаний стало к тому времени невозможно. В «нулевых» годах все это, правда, растворилось в "вертикали власти".

Вторым постсоветским губернатором Тюменской области после назначения Ю. Шафраника в 1993 году федеральным министром стал Л. Рокецкий. Времена ему достались тяжелые и, что еще хуже, маловразумительные. Что делать, толком не понимал никто, денег хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду, кругом неплатежи, законные доходы бюджета выбивали с боем и, что гораздо опаснее ‒ с «дисконтом», сиречь со скидкой. Как тогдашние губернаторы и мэры массово не попали в тюрьму (чаще всего ‒ безо всякой собственной вины), до сих пор не очень понятно. Вот типичная сцена того времени. Приходят, скажем, ревизоры в областную администрацию и говорят: фирма N заплатила, согласно документам, в ваш бюджет S рублей, почему в действительности денег на ваш счет поступило значительно меньше, куда делись остальные. Ему отвечают, что в той же самой действительности фирма N никаких денег в бюджет не заплатила вовсе, а дала вексель на соответствующую сумму или выдала на ту же сумму печенье (трубы, кирпичи и т.д.) А уж областная администрация расстаралась и эти вексель с печеньем, трубами и кирпичами пристроила уже за живые деньги, но несколько меньшие, т.к. по номиналу их никто покупать не хотел.

Сегодня после такого разговора все его участники дружно отправились бы в СИЗО, возможно, даже и те самые ревизоры тоже (за «халатность»). А тогда как-то обошлось, хотя, конечно, отдельные личные состояния ‒ именно из тех самых времен. И многие даже знают ‒ чьи именно. Впрочем, нет, как говорится, худа без добра: и без того могучий русский язык обогатился тогда еще одним важным для современной России словом «откат».

Сегодня от времен губернаторства Л. Рокецкого в Тюмени не осталось практически ничего, все как-то быстро и без остатка кануло в вечность ‒ и достопамятная программа «Гусь Тюмени», и неистребимые палатки «челноков» на рыночной площади, и Тюменский городской банк. Приметами тех лет остаются лишь недостроенный до сей поры архитектурный монстр областного музейного комплекса да Постановление Конституционного Суда от 14.07.1997 №12-П «По делу о толковании содержащегося в части 4 статьи 66 Конституции Российской Федерации положения о вхождении автономного округа в состав края, области». Ну, с музеем ‒ ладно: авось, когда-нибудь достроят и чем-нибудь, может быть, наполнят. А вот Постановление Конституционного Суда о временах Л. Рокецкого говорит очень много. Ведь спор с автономными округами о полномочиях был и главной идеей его губернаторского служения, и глубоко переживаемой личной задачей.

Вообще фигура Л. Рокецкого во многом так и осталась непонятой в тюменской истории ХХ века. Большинство вспоминают его как не очень яркого, зато очень осторожного политика из породы крепких хозяйственников. Вся его дотюменская история это определение, казалось бы, подтверждала полностью: удачная карьера в крупном строительном тресте, достойно увенчавшаяся должностью сначала заместителя председателя, а затем и председателя Сургутского горисполкома, должностью, заметим, в Тюменской области тех времен весьма заметной. Казалось бы, твердый прагматик, специалист по «нулевым циклам» (тема его защищенной диссертации). А на поверку ‒ трепетный романтик, единственный, кстати, из всех тюменских губернаторов новейшего времени. А романтик, напомним, отличается тем, что всегда действует по велению души, зачастую в ущерб своим прагматически понятым интересам.

Душой Л. Рокецкий был за единство области, которое он понимал во вполне советском духе ‒ как административное подчинение автономных округов Тюмени. Эту мысль, для него очевидную, он пытался донести до всех, а главное ‒ до Кремля. Тот же не был готов окончательно определиться в этом, важном только для Тюмени, вопросе. Поэтому Л. Рокецкий, причем с большими личными политическими рисками, добился лишь весьма уклончивого и осторожного Постановления Конституционного Суда, который сказал «а» (территория и население автономных округов входят в состав соответственно территории и населения Тюменской области), но не добавил «б» (насчет административного, а главное ‒ бюджетного верховенства Тюмени).

На деле Постановление Конституционного Суда означало одно: губернатора области и депутатов областной Думы избирает все население региона, включая жителей автономных округов. Тюменский губернатор стал, иными словами, чем-то вроде заложника его северных коллег, учитывая что те, согласно Постановлению Конституционного Суда, сохранили в своем распоряжении все свои бюджетные и административные полномочия. Тюменский же губернатор должен теперь выходить к своим северным избирателям в роли чистого просителя: дать я ничего вам не могу, но голоса свои прошу мне все-таки подарить. Ситуация в России с ее насквозь популистской политикой, когда даже рутинное повышение тарифов ЖКХ или мизерные прибавки к пенсиям намертво привязаны к избирательным циклам, просто немыслимая.

Избиратели привыкли, что люди, выставляющие свои кандидатуры на выборы и жаждущие их, избирателей, временной благосклонности, должны хотя бы раз в несколько лет приносить какой-то «гостинец». Словом, все политические усилия Л. Рокецкого создали ему лишь дополнительные трудности, причем он сам это, видимо, понимал изначально хотя бы отчасти. И, тем не менее, шел в своей личной борьбе «за единство области» (эвфемизм, означавший возврат к административному доминированию Тюмени в регионе) до конца, а это ‒ либо глупость, либо «зов души». Точно известно, что глупцом губернатор Л. Рокецкий не был, значит ‒ романтик, что для «крепкого хозяйственника», согласитесь, удивительно.

Не подлежит, однако, сомнению, что Постановление Конституционного Суда, пусть, это решение не самого Л. Рокецкого, но к его появлению он свою руку, без сомнения, приложил, числится в истории Тюменской области и ее жителей по разряду судьбоносных. У всех тюменских губернаторов, и сегодняшних, и будущих, теперь тяжелая политическая карма ‒ общерегиональные выборы, уникальные по своему подтексту для сегодняшней России. Ничего фатального, впрочем, в них нет, и польза для региона от них несомненна: эти выборы вынуждают Тюмень и автономные округа хотя бы раз в 5 лет находить баланс интересов и некий персональный политический консенсус, без которого выборы губернатора Тюменской области не выигрываются. Л. Рокецкий в свое время решил эту максиму проигнорировать и закономерно проиграл.

Семилетка Л. Рокецкого не запомнилась какими-то другими яркими губернаторскими инициативами или решениями. Все было ровно, но как-то скучновато. С той эпохой ассоциируются, скорее, скоротечная предвыборная «войнушка» с С. Атрошенко (ныне прочно забытым соперником Л. Рокецкого в борьбе за губернаторство 1996 года), самоубийство главного финансиста области С. Мартынушкина да нелепый штурм Запсибкомбанка. В этом ряду выделяется лишь одно решение Л. Рокецкого, поставившее, как впоследствии оказалось, окончательную точку в тюменской линии его судьбы.

Итак, январь 1998 года, выборы председателя областной Думы. Совсем недавно, в декабре предыдущего, определился новый состав депутатов. Впереди, в полуторалетнем отдалении, уже видны очередные выборы тюменского губернатора ‒ с участием всего населения региона, как за полгода до этого постановил Конституционный Суд. Фактически в этот январский день решался вопрос о том, кто будет управлять областным органом представительной власти, большинство в котором контролировали губернаторы Ямала и Югры ‒ Ю. Неелов и А. Филипенко. Это только кажется, что региональные парламенты в России ничего не значат, тихохонько влачась в фарватере, проложенном главой соответствующего субъекта Федерации. В некоторых ситуациях они способны и жестко контролировать исполнительные власти, и продавливать сквозь их сопротивление собственные решения, и служить слышной всем избирателям трибуной анти-губернаторской фронды. А главное, что для нынешней России явление совсем уж небывалое, они могут действительно, а не только по названию, быть представительным органом: в нашем местном варианте депутаты, избранные на юге области, представляют губернатора Тюмени, а их северные коллеги ‒ губернаторов автономных округов.

Для готовившегося к очередным выборам Л. Рокецкого получить контроль над областной Думой было жизненно важно. До этого в течение четырех лет ее работой руководил Н. Барышников, избранный депутатом в Югре. Будучи человеком, достаточно независимым, он действовал без оглядки на делегировавшего его в Думу А. Филипенко, руководствуясь исключительно собственными представлениями о региональном добре и зле ‒ оптимальной архитектуре взаимоотношений между областью и автономными округами. В основе этих представлений, насколько можно было понять, лежали идеи политического компромисса, что, конечно, не могло не вызвать в то время стойкого неприятия А. Филипенко. В результате Н. Барышников не получил в Ханты-Мансийске мандата на избрание в новый состав областной Думы и стал депутатом от одного из «южных» избирательных округов.

Этот факт принципиально менял его политико-административный статус: в новом составе Думы он представлял отныне не югорского, а тюменского губернатора. Для Л. Рокецкого это должно было стать совершенно определенным сигналом: лишившись поддержки А. Филипенко, а значит и всей югорской группы областных депутатов, Н. Барышников уже никак не мог претендовать на председательское кресло. Л. Рокецкий же с упорством, достойным, как было ясно изначально, гораздо лучшего применения, настаивал на кандидатуре прежнего председателя областной Думы, хотя А. Филипенко, насколько известно, совершенно определенно давал понять, что югорские депутаты ее никогда не поддержат. В результате совершенно неожиданно председателем Думы был избран ямалец С. Корепанов, не рассматривавшийся еще накануне в качестве реального кандидата, а сама областная Дума отныне стала политической площадкой все более резкой критики губернатора области. Иными словами, решение выдвинуть кандидатуру Н. Барышникова (а возможность принять иное решение, т.е. найти новый персоналистский компромисс с А. Филипенко, была) стало по-своему судьбоносным: политическая участь Л. Рокецкого отныне была решена.

А губернатором Тюменской области в результате этих и других событий неожиданно для очень многих стал С. Собянин, фамилия которого еще за два с половиной месяца до выборов даже не упоминалась в коротком списке претендентов. Началась «тюменская весна», город буквально на глазах расцветал и обновлялся. Большинство тюменцев воспринимало это едва ли не как чудо, на которое все давно уже потеряли всякую надежду. Почему это стало возможно? В первую, конечно, очередь, благодаря политической и административной воле нового губернатора, который хотел, с одной стороны, чтобы его столица выглядела пристойно и не отставала в темпах развития от окружных центров, переживавших настоящий бум градостроительного роста. С другой стороны, С. Собянин, видимо, хотел доказать тюменцам, отдавших на прошедших выборах предпочтение его сопернику, что они, как говорится, были не правы, и он, С. Собянин, являлся тогда абсолютно лучшим кандидатом в областные губернаторы.

Итак, желание вдохнуть в Тюмень новую жизнь было налицо, оставалась проблема ресурсов. Напомним, при Л. Рокецком Тюмень, как и весь юг области, в лучшем случае, выживали, денег было так мало, что, как говорится, не до развития, с голода не пухли ‒ уже хорошо. Взлет цен на нефть и связанных с этим налоговых доходов, давших исторический шанс России путинских времен, был еще, пусть, недалекой, но все-таки перспективой. Первоначально С. Собянину, насколько известно, помогли деньгами автономные округа, в первую очередь, А. Филипенко, однако помощь эта была разовой и решающего значения не имела. А для того, чтобы дать Тюмени только первоначальный импульс к развитию, требовались средства не просто большие ‒ огромные, учитывая количество, остроту и возраст стоявших на этом пути проблем. Нужно, к тому же, отметить, что эти, начальные, инвестиции могли быть только бюджетными: ни один частный инвестор до тех пор не рисковал вкладываться в крупные девелоперские проекты на территории Тюмени, понимая ожидавшие их (проекты) инфраструктурные и чисто административные трудности.

Словом, юг области остро нуждался в росте и стабилизации бюджетных доходов. Проблема эта была не нова, и алгоритм ее решения был не так уж сложен, если, конечно, отвлечься от политико-административной рутины: деньги есть в автономных округах (не лишние, разумеется, таких вообще в природе не существует, но и не последние), нужно лишь придумать, на что можно (на что автономные округа согласятся) их обменять. Такого дорогостоящего предмета торга (будем называть вещи своими именами) у Тюмени в наличии не было. С. Собянин решил его создать, и это ‒ решающий стратегический ход в политических "шахматах" Тюменской области. Основой его тактики стала, разумеется, статья Конституции, включающая в себя достаточно бессодержательное положение о «вхождении автономных округов в состав края, области» с кое-что (но очень далеко не все) проясняющим толкованием Конституционного суда.

Суть этого толкования состояла в том, что фактически единственной, так сказать, скрепой всей административной конструкции под названием «Тюменская область с входящими в ее состав Ханты-Мансийским и Ямало-Ненецким автономными округами» является единая (в определенной степени) политическая система. А внешним выражением этого единства выступают губернатор области и областная Дума, избираемые на равных правах всеми жителями региона независимо от места их проживания. Отметим, что все попытки создать наряду с этими общерегиональными органами власти какие-то другие институции, как, например, Совет губернаторов области и автономных округов или Совет трех дум, заметной роли в отсутствии у них, так сказать, конституционной подкладки так и не сыграли. Они остались на вспомогательных ролях, выступая на региональную авансцену тогда, когда из конъюнктурных соображений требовалось придать дополнительный политический вес тем или иным решениям конституционно легитимных органов власти или продемонстрировать urbi et orbi (т.е. в российском варианте ‒ Кремлю) единство и сплоченность всех-всех губернаторов и всех-всех депутатов нашего региона.

Итак, из подручных материалов для создания предмета равноправного торга с автономными округами у С. Собянина было немногое ‒ ч.4 ст.66 Конституции да он сам в роли губернатора, избранного вместе с областной Думой всем населением региона. Это было больше, чем у Л. Рокецкого, избиравшегося губернатором до Постановления Конституционного суда и лишь частью жителей автономных округов (напомним, Салехард в 1996 году вовсе не открыл своих избирательных участков на выборах губернатора области, а Ханты-Мансийск сделал это лишь в первом туре голосования). Однако всего этого было слишком мало для эффективного торга с автономными округами, во всяком случае, это не стоило тех денег, на которые рассчитывал С. Собянин. Ясно было одно: искать недостающее звено следует в политико-административной сфере, планомерно усиливая уже имеющееся, пусть, и пока мизерное, преимущество над автономными округами именно здесь. Все остальные сегменты региональной жизни ‒ экономика, социалка, гуманитарная сфера ‒ для набора Тюменью политических вистов явно не годились.

До сих пор все свое внимание мы концентрировали на людях и событиях региональной политической площадки, отвлекшись от них лишь ради заседания Конституционного суда 14 июля 1997 года. В Москве, однако, в это время, т.е. в период утверждения С. Собянина в должности областного губернатора и предположительного продумывания им ходов своей региональной политической комбинации, тоже происходили достаточно интересные события. Президентом страны только что стал В. Путин, стартовав (помимо «равноудаления олигархов» и «питерского нашествия» во власть) программой упрощения политико-административной системы страны. Центральным звеном этой затеи было, разумеется, строительство вертикали власти, однако нашлось здесь место и другим проектам ‒ в частности, административной реформе (последняя, правда, тихо скончалась несколькими годами позднее) и унификации субъектов Федерации. Два последних проекта были доверены несгибаемому, хотя и слишком прямолинейному, Д. Козаку, который первым делом решил «пустить под нож» автономные округа, этот явный, как ему, по-видимому, казалось, анахронизм, рудимент ленинской (или, наоборот, сталинской ‒ черт их разберет) национальной политики в административно-территориальном устройстве государства. В этой логике тяга автономных округов к отделению от краев и областей, в состав которых они входили, была расценена как наследие лихих 90-х, отрыжка ельцинского лозунга «Берите суверенитета столько, сколько сможете потянуть» и, соответственно, подлежала тотальному истреблению.

Этот новый тренд внутренней политики Кремля и дал С. Собянину искомый шанс решить, наконец, застарелую проблему юга Тюменской области. Задача, однако, несмотря на всю благоприятность внутренних (хорошие личные связи с губернаторами автономных округов) и внешних (настрой Кремля на ликвидацию автономных округов как особого конституционного статуса субъекта Федерации) условий продолжала оставаться очень и очень непростой. Помимо политических и юридических проблем у С. Собянина существовала еще одна, не менее существенная. Ее с определенной долей условности можно идентифицировать как морально-гуманитарную: победу на губернаторских выборах ему принесла поддержка со стороны не только А. Филипенко и Ю. Неелова, но и рядовых жителей автономных округов. Причем, главным мотивом их голосования в пользу С. Собянина была основанная на его личных обещаниях уверенность, что он оставит, наконец, северян в покое и покончит раз и навсегда со всеми претензиями Тюмени на политико-административное доминирование в регионе.

Легко предположить, что прослыть местным иудой, презревшим свои моральные обязательства, казалось С. Собянину весьма неприятной перспективой. Даже несмотря на его рациональность и прагматизм, многократно продемонстрированные им в самых разных ситуациях: ничего, так сказать, общечеловеческого, иметь репутацию человека, мягко говоря, не вполне обязательного, просто не полезно, прежде всего, в политическом отношении.

Имея все это в виду, нерассуждающая решительность Д. Козака в вопросе о политическом будущем автономных округов была С .Собянину весьма кстати. За одним, правда, исключением: ликвидации автономных округов в Тюменской области он, по-видимому, действительно не хотел, слишком хорошо понимая, что такой махиной управлять из Тюмени очень и очень сложно, практически невозможно. И Тюмень в отсутствие обкома партии и дюжины главков с их разнообразными, пронизывающими весь регион «вертикалями власти» была уже не та, и автономные округа с разбухшей за последние годы социальной инфраструктурой и сложной корпоративной структурой экономики ‒ тоже не те, что были в 70-80-х годах прошлого века.

Свободы маневра у тюменского губернатора, впрочем, не было, в отличие от многих он сразу понял (за что впоследствии был премирован), что с приходом в Кремль В. Путина времена региональной фронды прошли, стиль отношений субъектов Федерации с Центром кардинально изменился: получил команду, сказал «слушаюсь», отдал честь (бывает, что и насовсем) и пошел исполнять, а рассуждать «правильно ‒ неправильно», «глупо ‒ неглупо», «полезно ‒ неполезно», конечно, можешь, но либо в отставке, либо на пенсии. И если бы С.Собянину шепнули, что есть мнение автономные округа истребить как класс (а такое мнение на самом верху российской власти, по-видимому, действительно было), откозырял бы, не моргнув глазом, а потом пошел бы думать, как все это организовать, минимизировав, по возможности, потери, трудности и риски.

К этому с начала 2004 года, собственно, все и шло: комиссия Д. Козака ‒ С. Собянина (реформа системы разграничения полномочий между федеральным Центром и регионами) работала, не покладая рук, федеральный закон №95 «Об общих принципах организации ... власти в субъектах РФ» вызревал в недрах президентской администрации, А. Филипенко и Ю. Неелов наслаждались завоеванной свободой, тюменский губернатор готовился стать местным иудой и как-то управляться со всей этой региональной громадиной.

Неожиданно в Кремле мнение изменилось, во всяком случае, в части Ямала и Югры: было решено их не трогать, по крайней мере, в данный момент. Многие связывают эту метаморфозу с визитом В. Путина в Салехард, случившимся в апреле того самого, 2004-го, года. Вот тут С. Собянин оказался в действительно трудной ситуации: вся, тщательно продуманная и выверенная, программа действий требовала коррекции, мгновенной и точной. Риски (те, прежде всего, что связаны с личными карьерными планами) были велики, несмотря на то, что основную свою задачу он к тому времени уже решил: практически при любом развитии событий тюменский губернатор получал в свое распоряжение достаточно крупный бюджет. Оставалось лишь юридически оформить данный факт, избежав разнообразных неприятностей, подстерегавших то тут, то там.

Худшего, впрочем, не произошло, и закон №95-ФЗ вышел в том виде, каким мы все его знаем. Дальнейшее было делом политической техники, которой С. Собянину, как говорится, не занимать. В итоге все закончилось договором между Тюменской областью и автономными округами, увенчавший торг, который при Л. Рокецком начинался как война: автономии сохранились в практически неизменном виде со всеми своими полномочиями, органами власти и бюджетом за малым вычетом средств, которые в качестве приза получил губернатор области, чтобы в дальнейшем не трястись по поводу каждой копейки. Роль этого договора и всей политико-юридической работы, которая ему предшествовала и осталась, может быть, незаметна взгляду простого обывателя, для Тюмени чрезвычайно велика, а его значение поистине судьбоносно.

Научившись при Ю. Шафранике выживать, она при С. Собянине впервые за всю свою 400-летнюю историю получила шанс на развитие, системное и систематическое. Воспользовавшись им для решения самых кричащих и казавшихся уже безнадежными проблем Тюмени, С. Собянин стал здесь фигурой легендарной и почти мифологической: потому что он, в отличие, например, от Ю. Шафраника (про территориальную квоту на нефть и закон «О недрах», позволившие Тюмени не превратиться во второй Курган, помнят лишь специалисты), кропотливо продумывал еще и PR-сопровождение своих действий. На этом тюменский эпизод карьеры С. Собянина заканчивается: посчитав свою судьбоносную роль исполненной, он отбывает в столицу. Занавес. Аплодисменты.

Итак, 2005 год, октябрь. Кресло губернатора Тюменской области занимает четвертый и последний пока герой нашего парада ‒ В. Якушев, бывший банкир, бывший вице-губернатор. За полгода до этого события он с подачи С. Собянина стал мэром областного центра и с большим энтузиазмом строил планы модернизации того и этого. По-видимому, ему уже пришла пора стать первым руководителем, ведь даже будучи президентом крупнейшего в регионе банка (а в какой-то момент даже президентом двух крупнейших банков одновременно), он был, вероятно, сильно связан решениями акционеров, среди которых были такие крупные по региональным меркам и очень властные фигуры, как В. Палий, Р. Сулейманов и ныне, к сожалению, покойный В. Ремезов. А уж вице у губернатора С. Собянина и вовсе был лишен всякого намека на самостоятельность.

Несмотря на то, что В. Якушев получил хорошее наследство, работать ему пришлось в непростых условиях. Причины три. Во-первых, ему было никуда не деться от постоянных сравнений со своим предшественником. А планка, которой новому губернатору нужно было соответствовать, уже в отсутствие С. Собянина загадочным образом росла по мере его стремительного превращения в "былинного богатыря" тюменского истории. Особенно характерен этот процесс был для первых, наверное, пяти пост-собянинских лет, когда каждый таксист считал своим долгом проинформировать пассажира о том, что при Собянине дороги строились быстрее, а чистились ‒ лучше; каждая бабушка с приподъездной лавочки была готова лично засвидетельствовать, что при Сергее Семеновиче дворы были чище, и вообще чиновникам острастка была. Во всем этом было много иррационального, хотя следует признать, что темпы градостроительного роста в регионе, прежде всего, в Тюмени, были при С. Собянине действительно рекордными, на пределе возможностей. Чтобы им соответствовать, В. Якушеву, волей-неволей, приходилось теперь искать запредельные ресурсы. Все это не могло не нервировать, что было заметно, особенно в первые годы его губернаторства.

Во-вторых, задачи, которые новому губернатору предстояло решать, были сложны тем, что в большинстве своем не имели очевидных, апробированных в российских условиях решений. Все-таки С. Собянин, при всем к нему нижайшем почтении, сделал вещи очевидные, лежащие на поверхности, решил проблемы давно перезревшие, требовавшие, помимо денег, лишь политической воли. Тот массовый восторг, которым региональное сообщество встречало его действия, был обусловлен, скорее, не качеством губернаторских решений, а удивлением разуверившихся в позитивных переменах обывателей. В. Якушеву же достались проблемы другого типа и масштаба:

- превращение отсталого сельского хозяйства в современную аграрную экономику, иначе говоря, из обычной для России черной дыры, в которую без счета, возврата и пользы забрасывались бюджетные деньги, во вменяемый по соотношению затрат и результатов сегмент регионального хозяйства;

- достраивание убитой в обкомовские времена социальной инфраструктуры, ни один из секторов которой не дотягивал до средних по стране, к тому же и так очень невысоких, значений;

- наращивание и модернизация смехотворной по меркам XXI века дорожной сети, без чего Тюмень не могла воспользоваться выгодами своего географического положения и стать своеобразной транспортной развязкой на дороге между районами нефтегазодобычи и остальной страной. Эту работу начал еще С. Собянин, однако именно при В. Якушеве ситуация в этом вопросе изменилась принципиально: если раньше то немногое, что удалось сделать в чрезвычайно тяжелой дорожной ситуации С. Собянину, принималось населением со слезами благодарности, то теперь та огромная дорожная работа, мотором ‒ или катком? ‒ которой был В. Якушев, встречалась привыкшими к быстрым темпам перемен обывателями неизменно скептически и как должное;

- и главное ‒ структурное оздоровление экономики области за счет роста удельного веса промышленности.

Каждая из этих задач сложна и масштабна сама по себе, однако решать их все одновременно ‒ это уже азарт и драйв.

И, наконец, в-третьих. Часть доставшегося В. Якушеву собянинского наследства оказалась, как ни грустно это признавать, не вполне доброкачественной. Оказалось, что в отдельных решениях прежнего губернатора сильно переложено прагматизма, некоторые из них выглядят поверхностными, на уровне простого здравого смысла, который, как известно, далеко не всегда хороший советчик. С. Собянин вообще не особенно жаловал чужие советы. Отчасти потому, что в Тюмени был и сохраняется поныне объективный дефицит квалифицированного чиновничества (всякое предложение прогнать с должности тупого, ленивого или проштрафившегося неизменно сталкивается с почти паническим вопросом «А кем заменить?»). Отчасти потому, что став губернатором в тяжелой борьбе и при упорном сопротивлении предшественника, С. Собянин просто не мог себе позволить хотя бы частично сохранить его команду, пусть даже в ней и было несколько действительно толковых администраторов. Вдобавок С. Собянин, по-видимому, вообще склонен к административному одиночеству как по характеру, так и по причине известного и даже отчасти простительного при его управленческих талантах снобизма (никто не сделает лучше, чем я сам).

В. Якушеву же все это создало определенные проблемы: решения принимал С. Собянин, а недовольство их результатами досталось уже его преемнику. И ладно бы речь шла только о примерах, пусть грустных, но все-таки не катастрофических, как, например, хрестоматийно уродливый Цветной бульвар, единственный позитивный градостроительный эффект которого состоит в том, что все гопники с городских окраин стекаются туда, облегчая, тем самым, работу полиции. Гораздо серьезнее негативные последствия, скажем, пресловутой оптимизации сети учреждений социальной сферы, оставившей без номинально гарантированных и жизненно важных услуг часть населения области, может и не очень значительную, но все-таки не достойную подобной участи. Вообще организация учреждений социальной сферы плохо сопрягается с соображениями финансово-экономической эффективности. Нужно помнить, что по своему смыслу, который прежде, еще до большевиков, был облечен в соответствующие ему слова, «социальная сфера» ‒ это область общественного попечения и призрения, которые деньгами можно измерить лишь до определенной степени. Эффективность тут определяется тем, есть эти самые попечение и призрение или их нет.

В какой-то мере последствия тех, «оптимизаторских», решений при В. Якушеве исправлены, кое-что, надо полагать, сохранилось до сей поры. Плохо другое ‒ память о тех, вполне по своему смыслу обкомовских, решениях в массовом сознании будет жить еще очень долго. А ведь отношение населения к государству в России и так, мягко говоря, не блещет уважением и доверием, и это не просто плохо, это ‒ не полезно или, как любят говорить высоколобые эксперты, контрпродуктивно. А мы все так нуждаемся сегодня в полезных (для людей) и продуктивных (для экономики) решениях и действиях.

Учитывая все это, шансов отличиться на ниве судьбоносных решений у В. Якушева было не так уж много: позитивные изменения предстояло теперь буквально выгрызать и накапливать по крупицам, да еще под скептическими и подозрительными взглядами определенной части сограждан, которая требовала ставших с собянинских времен привычными быстрых темпов.

Губернатор, вроде бы, не обижался (хотя, не исключено, в глубине души и переживал), работая по собственному плану. И вот в конце прошлого года В. Якушев вдруг ошарашил местную публику заявлением, которое многие (не только в Тюмени, но и в Москве, привыкшей к цифрам со многими нулями) поначалу расценили как несуразный плод разгоряченной административной фантазии. Оказывается, Тюменская область (без автономных округов) только за последние 5 лет накопила 1 трлн 240 млрд (один триллион двести сорок миллиардов) рублей прямых инвестиций. Результат для провинциальной России совершенно невиданный, тем более что речь идет о регионе, который еще недавно было принято считать аграрным придатком нефтегазового комплекса. Вот это уже о нашей общей судьбе, судьбе всех жителей тюменского юга, которые десятилетиями стоически терпели ироническое «столица деревень», считали каждый бюджетный грош и трепетали от перспективы стать вторым Курганом.

Как-то незаметно экономическое лицо тюменского юга стали определять промышленные предприятия, пусть и не гиганты социалистической индустрии (за исключением Тобольского нефтехима, разумеется), зато самые современные. Тихо, без парадных докладов и салютов, Тюмень превратилась в интеллектуальный центр всей региональной нефтегазодобычи: именно здесь, причем, без всякого начальственного нажима, возникли проектно-инжиниринговые центры практически всех российских нефтяных и газовых компаний. Этому интеллектуальному ядру отрасли суждена, без сомнения, долгая жизнь, ведь совершенно безразлично, где именно добывают нефть и газ по проектам, разработанным в Тюмени, ‒ на Самотлоре или Ямале, Сахалине или Подкаменной Тунгуске.

Из каких губернаторских решений соткано это полотно под названием «Промышленный подъем Тюмени», сказать трудно, а выделить из их массы какое-то одно вряд ли возможно. Если же из всего их объема все же продолжать искать какое-то одно, судьбоносное в собственном значении этого слова, то на память, прежде всего, приходит пример из совсем другой области ‒ учреждение жилищных субсидий для работников бюджетной сферы ‒ сначала учителей и врачей, а затем и работников учреждений культуры. И пусть речь идет о судьбе не всех жителей региона, а лишь их части, это ‒ одно из крайне немногих в России честных политических решений, исходящих от власти. Ведь тюменский социальный проект построен так, чтобы не на словах, не в далекой перспективе, а фактически и сразу решить жилищную проблему значительной по численности и чрезвычайно важной для общества категории граждан, вызволяя ее из позорной категории «работающих нищих» (а неспособность за счет трудовых доходов обеспечить своей семье «крышу над головой» ввергает человека в нищету независимо от официальных критериев определения этого социально-экономического состояния).

Такие действия властей, безусловно, воодушевляют население: а) в судьбе многочисленной и обладающей большим потенциалом «социального заражения» (влияния на другие группы населения через передачу им своего восприятия жизни, страны, государства, власти и т.д.) группы сограждан случилось «чудо» ‒ еще вчера надежд на обретение собственного жилья не было совсем (хрестоматийный пример российского беспросветного тупика в жилищных перспективах – семья двух учителей, врачей и т.д.), и вот сегодня оно вдруг стало реальной и не слишком отдаленной перспективой; б) это «чудо» в кои-то веки произошло не вопреки, а благодаря деятельности властей, что способно, пусть не принципиально, но зато вполне реально, повысить доверие населения к государству.

Конечно, вне проекта остались большие группы людей с аналогичными жилищными проблемами, которым в их ежедневном горе бесприютности не объяснишь, что государство помогает, в первую очередь, тем, для кого оно является еще и работодателем. Тем не менее, этот проект, безусловно, украшает лицо тюменской власти, как, может быть, никакой другой.

Итак, читатель, вот перед вами четыре ключевых персонажа тюменской истории новейшего времени. Каждый из них вершил судьбы сограждан, наши с вами судьбы. У кого-то из них губернаторский век был короче, у кого-то длиннее, кто-то запомнился больше, кто-то меньше. Но у каждого из них был свой звездный час, и каждый из них воспользовался им сообразно своему характеру и гражданскому темпераменту, своим представлениям об общественной и личной пользе. Говорят, что идеальным правителем является тот, у кого личные интересы без остатка растворяется в общественных. В действительности так, разумеется, не бывает, идеал, как известно, недостижим. Но все наши губернаторы думали и думают о нас. Вспоминаем их и мы. Добрым, по-моему, словом.