Доклад Юрия Шафраника Председателя Высшего Горного Совета НП «Горнопромышленники России» на IX Съезде Ассоциации. «О проблемах повышения эффективности отраслей минерально-сырьевого комплекса страны и роли «Горнопромышленников России» в их решении»

ДОКЛАД НА IX СЪЕЗДЕ АССОЦИАЦИИ НП ГОРНОПРОМЫШЛЕННИКИ

09 АПРЕЛЯ 2025 Г.

О ПРОБЛЕМАХ ПОВЫШЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ ОТРАСЛЕЙ МИНЕРАЛЬНО–СЫРЬЕВОГО КОМПЛЕКСА СТРАНЫ И РОЛИ «ГОРНОПРОМЫШЛЕННИКОВ РОССИИ» В ИХ РЕШЕНИИ

Уважаемые коллеги, друзья, соратники!

Разве можно в одном коротком выступлении, да в любой продолжительности выступлении, охарактеризовать состояние, описать все проблемы горных отраслей и предложить их решение? Конечно нет, особенно учитывая географию нашей страны.

Поэтому изложу краткие тезисы по некоторым вопросам, которые, на мой взгляд, либо не совсем освещены, либо, считаю, особо важны на текущий момент и на среднесрочную перспективу. Подчеркну еще раз – лишь по некоторым!

Во–первых, горные отрасли – это становой хребет экономики России, формирующие значительную долю ВВП страны и бюджета. В настоящее время горнодобывающая промышленность формирует 13% ВВП России. Благодаря большому запасу природных ресурсов горняки не только обеспечивают потребности внутреннего рынка, но и экспортируют сырье и продукцию за рубеж. В капитализации российского фондового рынка доля горного сектора составляет 12%.

Во–вторых, всем отраслям удалось после катастрофы 1990–х к 2010–му, ну уж тем более к 2015–му году, перекрыть результаты России в Советский период. Это большое достижение!

Некоторым отраслям, например, угольной промышленности, удалось это сделать с радикальным повышением эффективности. Многие горные отрасли смогли перекрыть параметры и повысили эффективность, но столь радикально это удалось лишь угольной промышленности. Я позже скажу об этом подробнее.

В–третьих, на всю экономику, в том числе и на горные отрасли, в последние годы выпали колоссальные испытания. Пандемия, а также беспрецедентное санкционное давление показали, что компании и органы власти, в первую очередь компании, сумели совместно добиться положительного результата. Это просто отлично!

Итоги 2024 года это подтвердили. Учитывая объем и остроту испытаний, еще раз подчеркну – результаты отличные, особенно с учетом того, что на эти испытания накладываются еще и объективные процессы, идущие на мировом рынке, независимо от санкционного давления на Россию.

Бюджет страны также получил от горных отраслей поступления больше, чем в 2023–го году и больше, чем было запланировано на 2024–й год. Яркий пример – это нефтегазовые доходы 2024–го года, которые превысили доходы года 2023–го на 26% и составили более 11 трлн. рублей.

Дальше будем говорить о вызовах, задачах, проблемах, но давайте предыдущие отличные оценки примем за базу перед тем, как, так сказать, уходить в самобичевание или критиканство.

При подготовке к выступлению я составил список успешных горнодобывающих проектов за последние три года. Список получился на шесть листов. Перечислив все проекты уже можно доклад заканчивать, потому что сердце радуется от количества новых проектов, которые были реализованы за последние год–два.

Я просто взял первый лист и хотел бы перечислить наиболее значимые проекты, чтобы не быть голословным.

Группа «Южуралзолото» завершила первый этап строительства золото–извлекательной фабрики (ЗИФ) на горно–обогатительном комбинате «Высокое» в Красноярском крае. Пусконаладочные работы на предприятии завершены в мае 2024 года, тогда же на «Высоком» было получено первое золото. Второй этап возведения ЗИФ на «Высоком» продлится до 2027 года.

С начала 2024 года «Полюс» начал опытно–промышленную эксплуатацию месторождения Сухой Лог в Иркутской области. Первое золото из руды Сухого Лога уже получили, а первую производственную очередь на Вернинской ЗИФ на месторождении Сухой Лог планируют запустить в 2028 году. Общие инвестиции в проект оцениваются в 595 млрд рублей.

В Бурятии запустили Озёрный ГОК с инвестициями более 100 млрд рублей. В 2025 году комбинат выйдет на проектную мощность переработки в 6 млн тонн руды в год. Предприятие будет ежегодно выпускать до 600 тыс. тонн концентрата цинка и до 82 тыс. т свинцового концентрата.

«Удоканмедь» завершила первый этап строительства горно–металлургического комбината в Забайкалье. Вторую очередь комбината рассчитывают ввести в эксплуатацию в 2028 году. Обе очереди предприятия будут перерабатывать до 50 млн тонн руды и выпускать порядка 450 тыс. т меди в год.

Пару слов о проектах ТЭК и нефтегазохимии: продолжается реализация крупных инвестиционных проектов холдинга «СИБУР»: (1) в декабре 2024 года завершено строительство олефинового комплекса ЭП–600 в Нижнекамске, запущено производство этилена. Выход на проектную мощность запланирован на второе полугодие 2025 года. (2) Строится крупнейший в мире Амурский газохимический комплекс мощностью 2,7 млн т/год базовых полимеров – запуск планируется в 2027 году. Именно полимеров, то есть это продвинутые продукты. (3) Развиваются проекты в Западной Сибири. Все это еще раз подтверждает, что база для оптимизма есть.

Вместе с тем замечу (и многие из сидящих в зале меня поддержат), что еще в начале 2000–х мы говорили о том, что таких крупных нефтехимических проектов, как «Сибур», по идее, необходимо было запускать как минимум пять с запада на восток через всю Сибирь, но этого своевременно сделано не было. Перехожу к текущим вызовам, как заявлено в теме доклада.

Несколько тезисов о том, о чем мало говорится, к мировым и международным акцентам. Из общих вызовов я бы в первую очередь выделил следующее, совсем, казалось бы, простое. Мы выпускаем продукцию в больших объемах, идущую на экспорт, но при этом имеем совершенно неудовлетворительный уровень аналитики по отраслевым направлениям, политике государств, тенденциям, конкурентам, их плюсам–минусам, и так далее.

Уровень отраслевой аналитики не просто неудовлетворительный, а катастрофически неудовлетворительный. Иногда политологическими оценками пользуемся. Наши капиталоемкие отрасли нуждаются в прогнозе минимум на 25 лет, ведь мы вкладываем инвестиции с приблизительно таким сроком возврата. Вложения наших компаний в аналитические исследования мизерны! И ошибки в оценках уже есть по всем отраслям, по многим проектам. Я приведу только 2–3 примера из сектора энергетики. У нас есть уникальный проект из 1980–х – это Уренгой–Помары–Ужгород. Трубопровод пересекает всю европейскую Россию, затем Белоруссию, Польшу, и далее идет в Европу. Уникальный! По себестоимости в мире такого не было, по срокам строительства, по мощностям этот проект не перекрыли по сегодняшний день. Вот уж рекорд, так рекорд! И в свое время это был прорыв в экспорте. И мы стали и далее развивать трубопроводный экспорт: Южный Поток (так и не реализованный), Турецкий поток, Северные Потоки. При этом мы исходили из постулата, что Европа в любом случае возьмет этот газ, потому что это выгодно экономически. И всегда будет брать, потому, что это выгодно. Мы уповали на конкуренцию, на рынок, на цену и не осознавали, что политические решения принимаются и реализуются вопреки любой экономической целесообразности и выгоде. И дело не в Европе как таковой. Мы недооценили не экономические, а именно политические риски!

И украинский конфликт, кровоточащий у нас с братьями, это только повод, нажатие на спусковой крючок, после которого Европа приняла решение прекратить импортировать российские углеводороды. На протяжении многих лет мы говорили европейцам – это выгодно. И факт – это было выгодно. Но были приняты политические решения вопреки любым выгодам! Достаточно посмотреть на неутешительную статистику роста цен на энергоносители в ЕС.

Точно так же ошибка в СПГ, колоссальная ошибка. На лет 15 мы должны были раньше начать уделять больше внимания производству СПГ и переходу с трубопроводного экспорта на экспорт СПГ. Тогда уже было понятно, что производство СПГ и затратно, и технологически сложно, и по ценам, и по остальным параметрам проблемно, но, извините, это даёт значительную гибкость.

В 2010 году мы производили 19 млрд м3 СПГ, Америка имела всего полтора миллиарда. Сегодня они перешагнули 125 млрд м3 и в недалеком будущем перешагнут рубеж в 200 млрд м3, а мы только за 40 млрд м3 перевалили. Вот и один из основных вызовов в нефтегазовой промышленности – технологический! Многие проблемы можно относительно легко решить, но СПГ–вызов связан с решением множества технологических и технических вопросов: это и высокотехнологичные танкеры–газовозы, и еще более технологичные сжижающие установки, и регазификационные терминалы. Но отказываться от всего этого нам нельзя. И нам с вами, зависящим от мировых экономических и политических тенденций, влияющих на цены, объёмы и конкуренцию, нужно быть на высоте!

Вернемся к аналитике. По соседству с нами Китай, экономика которого – главнейший фактор, существенно влияющий на Россию и, без преувеличения, на весь Мир, как положительно, так и отрицательно, но мы знаем о Китае беспросветно мало.

Крайне важно в отношениях с Китаем развивать положительные факторы в наших взаимоотношениях и пользоваться ими, а минусы минимизировать. Стоит посмотреть на параметры китайской экономики всего лишь за последние пять лет, и сразу видно, что они за этот период только возобновляемых источников энергии пустили больше, чем вся годовая совокупная энергетическая мощность России. Вот так! Я спрашиваю специалистов в области электроэнергетики даже, сколько ВИЭ производит КНР?? Ответ: ну много–много, полное незнание. Представьте на какой уровень мощностей вышел Китай! И при этом китайцы не собираются останавливаться. Они за 5 лет исключительно только за счет использования ВИЭ фактически запустили российскую энергетическую систему с нуля! Объем прироста ВИЭ Китая с 2019 по 2024 гг. (1213 млрд.кВт.ч) больше годового производства электроэнергии в России (1198 млрд.кВт.ч). И это при том, что наша российская энергетическая система не самая плохая вообще, хорошая, даже отличная. Это вызов!

Таблица 1. Производство и потребление электроэнергии в КНР в 2019–2024 гг.
	2010	2019	2024	2024–2019	2024–2010
Суммарное энергопотребление в КНР, млн. т н.э.	2498	3455	4333	+878	+1835
Производство электроэнергии КНР, млрд. кВт.ч	4207	7503	9936	+2433	+5729
ТЭС	3326	5098	6344
в т.ч.:      – ТЭС – нефтепродукты	14,9	10,5	17
– ТЭС – природный газ	78	233	283
– ТЭС – уголь	323	4855	5871
– АЭС	74	348	444
– ВИЭ	779	629	1842	+1213	+1063

О какой еще газовой трубе мы говорим? «Сила Сибири–2»? У нас есть хорошая труба «Сила Сибири», объем прокачки – 38 млрд м3, в этом году за 40 млрд м3 перевалим, если все будет нормально. В добавок экспорт 10 млрд м3 с Дальнего Востока, вот уже 50 млрд м3 в сумме, уже отлично. Внимание! Ни в одном пятилетнем плане, на 5–7 лет вперед, в Китае нет дополнительного газа. Крайне важно это понимать при планировании поставок в КНР, при планировании наращивания пропускной способности уже имеющейся трубы. Делаю, значит, первый «вброс» в аналитику при планировании нового газопровода «Сила Сибири–2». СПГ, вполне возможно, при определенных условиях финансировать самим, а под санкциями это даже необходимо. Но природный газ, трубопроводный – только при одном условии: если сами китайцы финансируют, мы вместе строим, условия и цены согласованы, но я пока в это не очень верю. Заниматься этим надо, ставку на это делать нельзя!

К общим внешнеэкономическим вызовам, я бы отнес прежде всего радикальную стимуляцию экспорта конечной металлургической продукции, особенно продукции черной металлургии, о чем недавно заявлял в своих выступлениях вице–премьер Денис Мантуров. В том числе речь идет и о строительстве вне России с использованием исключительно нашей конечной продукции, такой как металлоконструкции, трубы, рельсы. Подчеркну, это должна быть не просто поддержка экспорта, а радикальное кредитование сроком от 5 до 25 лет под процентную ставку не более 3%, с целью произвести в России и направить за рубеж конечную продукцию, конечный результат.

Не просто трубу привез и продал, а привез, смонтировал ее при строительстве объекта, ввел в эксплуатацию и позже по прошествии времени обслужил. Мы умеем и производить, и строить, и эксплуатировать, причем и то, и другое, и третье делаем вполне прилично, на высочайшем уровне. Эффективность такого подхода в полной мере подтверждена при строительстве Россией за рубежом атомных электростанций – это не просто экспорт металла или даже конечной продукции, но и экспорт технологий. Такой подход порождает здоровую конкуренцию и кооперацию, как с российскими партнерами, так и с зарубежными, и не влияет на инфляцию внутри России. При этом важно следить, чтобы вся номенклатура производилась только в России и стимулировать только этот сегмент, чтобы не кредитовать чужих производителей и поставщиков, т.е. конкурентов. За этим, конечно, нужно достаточно пристально следить.

Я считаю, что это чрезвычайно важное направление, его можно развивать и развивать, и целое отдельное заседание, я думаю, можно посвятить только этой тематике.

В масштабах мира идет жестокая конкурентная война, и целенаправленный протекционизм государства крайне необходим именно сейчас.  Мы с вами, когда–то мечтали о вступлении в ВТО – мол, купят все, раз выгодно. Но теперь мы видим, что политические риски, политические решения выше любой экономической целесообразности. ВТО и ее привлекательность для России уходят в прошлое.

Уважаемые друзья, кратко об угольной промышленности. Затрону несколько аспектов.

Ну, во–первых, в последние пару лет только и звучит – кризис, кризис, кризис угольной промышленности.

Председатель Росуглепрофа – Мохначук Иван Иванович –  вам трехчасовую лекцию может прочитать о том, какой был кризис в конце 80–х, в начале 90–х. Вот это был серьезнейший кризис! Нам пришлось заниматься тяжелой хирургией –  решением серьезнейших проблем, накопленных за десятилетия и доставшихся нам в наследство, возникших не за один день. Эта хирургия называлась «реструктуризация угольной промышленности». Она состояла из многих позиций, но главное – закрыть нерентабельные и опасные угольные шахты. За 5–6 лет закрыли 156 шахт и более. В общем, около 180 (это уже без меня потом).

Попробуйте закрыть шахты, на каждой из которых две с половиной тысячи шахтеров работают, причем некоторые в нескольких поколениях. Иди, пойди, закрой в то время. Вот что такое кризис! Затем необходимо было социально защитить высвободившихся людей. Да, по сегодняшним деньгам это были относительно небольшие средства, но все–таки благодаря такой поддержке люди не бастовали. Мы сумели создать фонд помощи и защитить горняков и их семьи социально. Удалось уйти от дотационности со стороны государства. В те времена полтора процента ВВП съедали дотации на уголь. Нельзя забывать это.

Мы единственные в мире, провели в таком объёме и за такие сроки глубочайшую реформу угольной отрасли. Результаты колоссальные. Среднесуточная добыча угля из одного забоя выросла в 4 раза, производительность труда повысилась более чем в 6 раз. Добыча росла, численность персонала сократилась с тогдашних 980 тысяч до 145 тысяч человек. Всё, дальше можно даже не говорить.

Таблица 2. Комплексная реструктуризация угольной промышленности России – лучшая отраслевая реформа в стране в конце 20 – начале 21 вв.
Показатели/ годы	1990	2000	2010	2019	2020	2021	2022	2023	2024 к 2023	2024
Объем добычи, млн. т.	395	258	322	439	398	438,4	443,6	430,0	0,8%	443,5
Средняя численность персонала, тыс. чел.	980,0	370,3	168,8	144,6	143,1	138,0	143,6	146,5	–1,0%	145,1
Поставки на экспорт, млн. т.	52,1	37,5	116,4	192,3	195,1	215,1	210,9	213,0	–8,6%	196,2
Экспорт, млрд. $ США		1,2	9,2	15,9	12,4	17,6

Мне иногда, когда слышу это верхоглядство типа «кризис, кризис, кризис», просто хочется поименно знать, кто так паникует, и этот список паникеров опубликовать.

Сейчас не кризис угольной промышленности, а набор проблем, которые надо правильно решать!

Мир уголь потребляет, добыча в России остается на уровне. А проблемы есть у всех. У Эльгинского кластера свои проблемы, у Кузбасса свои, ярко выраженные, у Нерюнгри абсолютно другие проблемы: как шахты закрывать будем и так далее.

Общая проблема для всех угольных регионов – это логистическо–перевалочная тарифная тема. Но чья это проблема? Министерства энергетики? Нет, это проблема Министерства экономики. Именно это министерство должно точно определить сколько, по каким тарифам мы будем доставлять уголь в том или ином направлении на экспорт и через какие точки. Сколько будем потреблять внутри на энергетике и на металлургии? Причем с достаточной экологичностью потреблять. Просто так не надо. И по 2030–й год обязательно четкий план должен быть, а по 2032–й – желательно.

И ошибка может быть 10–15%, не более, иначе потом придется поименно вспомнить тех специалистов, которые сделали ошибочный прогноз и согласовали его в Минэкономики.

Приведу яркий пример по самолетостроению. Восемь месяцев назад СМИ объявили, что Россия будет производить 600 гражданских самолетов, месяц назад, что 200, а специалисты с самого начала говорили, что, дай Бог, 150 самолетов. Это даже не прогнозы, а скорее некие стремления. И за такие прогнозы никто толком ответственности не несет.

Важнейшая общая проблема для всех угольщиков: пропускная способность железной дороги и точное определение со стороны государства, сколько каких грузов будем перевозить туда и обратно. Причем, все известно, даже искусственный интеллект не нужен.

После министерства экономики идет Министерство природных ресурсов, потому что оно выдаёт лицензии, оно определяет правила. Бывало, что Минприроды выдавало лицензии, когда нельзя на участке добыча будет нерентабельной на ближайшие 25 лет. Но разве только дирижаблями будешь продукцию возить… А лицензия выдана, и в ней не оговорены сроки и финансы на закрытие, на экологию.

Вы что думаете, что собственник, даже сверхпатриотичный, выработает ресурсы и потом из своего кармана будет доставать на закрытие производства? Ну это смешно! Значит еще позавчера, при выдаче лицензии или контракта, что мы должны были сделать? Заранее четко оговорить условия финансирования, создать условный банковский счет, банковскую ячейку, образно говоря, куда собственник будет отчислять средства и накапливать там некие совместные деньги. И как в банке сделать два ключа от ячейки. Иначе государству достанется закрытие и в самое неудобное для этого время.

И еще одна проблема, но уже не общая, а частная. Это – перекредитованность предприятий при нынешних процентных ставках Центробанка. Это тяжелейшая проблема, острейшая, но это частное дело. И эту проблему должны решать в первую очередь сами компании, и лишь во вторую очередь государство, помогая выборочно отдельным предприятиям, причем исключительно тем, которые направляют все средства на развитие. При такой помощи публично надо сообщать, сколько и кому государство помогает и почему? Собственник кредитов взял на развитие, но не справляется, давайте мы ему поможем. Не даром, конечно, но не за год с него спрашивать возврат, а, условно говоря, за 25 лет.

Примером такой компании является Мечел. Перекредитован? Конечно, перекредитован. При этом собственники и управленцы предприятия вкладывают средства не в личные яхты или самолёты, а всё вкладывают в развитие. Молодцы, но они перекредитованы. Таким, я думаю, государство могло бы помочь.

Но к тому же надо учитывать и отдельные особенности. Приведу пример: получил просьбу выполнить экспресс анализ. Не смог отказать человеку, который, возглавляет одну из четырех самых мощных государственных структур. Рассматривали крупнейшую компанию мирового уровня, можно сказать эталонную, но не буду ее называть.

На протяжении 7 лет дивиденды больше прибыли! То есть за 7 лет прибыль сняли и из оборотных средств взяли еще на дивиденды. Оборотные средства и закупки из кредитов, которые выросли в этой компании в два с половиной раза. Ну и что мы хотим от правительства в данном случае? Или от Центрального банка? Или от мирового рынка? Чтобы там цены упали?

Что же делать? Банкротить? Я бы с удовольствием обанкротил. Убрать одних собственников, поставить других. Предложить ВТБ, например, взять на себя финансовую ответственность и реструктуризировать это дело.

Поэтому кризис не в угольной промышленности, а в межотраслевой координации и грамотно сбалансированной стратегии. Ничего больше.

Мы не имеем права на конъюктуру и поверхностность. Наши с вами устные публичные заявления, и тем более письменные решения и выработанные оценки, должны быть безупречно грамотными и безупречно взвешенными. Говорить точно, ответственно, в развитие – это важнейшая государственная, значимая задача для Высшего Горного Совета, нас объединяющая.

Теперь коротко о текущем состоянии и вызовах моей любимой нефтегазовой отрасли. Показатели нефтегазовой отрасли стабильные. Можно сказать, что стабильно напряженные. Колоссальная проблема – это газовая отрасль в целом, и Газпром в частности. Что нужно? Обновление и коррекция газовой стратегии должны были быть сделаны еще позавчера. В основу обновленной газовой стратегии во главу угла должны быть поставлены оптимизация и еще раз оптимизация, повышение эффективности и еще раз повышение эффективности. И глубочайшая ориентировка на внутренний рынок и нефтегазохимию!

Получение добавленной стоимости на каждый кубометр сырья – важнейшая задача!

И СПГ. В обновленной газовой стратегии России ни в коем случае нельзя останавливаться в развитии производства СПГ. Тяжело будет переломить технологические и газовозные вызовы, но мы не имеем права этого не сделать. Необходимо учитывать, что к 2028–30 гг. произойдет насыщение мирового рынка СПГ и цены уже не будут такими выгодными, как сейчас. Гибкая компонента газа обязана в мире быть, и мы должны в этом участвовать.

         Вторым важнейшим вызовом считаю повышение эффективности бурения, а еще точнее – повышение результатов бурения. Это комплексный вопрос, я его назвал новой технологической революцией.

В качестве иллюстрации приведу сравнительные данные по бурению в России и США в 2028–2024 гг. Из данных, приведенных в таблице видно, что количество буровых установок в России выросло с 1013 до 1115 (рост на 9%), в США сократилось с 885 до 554 (сокращение на 34%), однако при сокращении буровых установок в США годовая добыча нефти выросла с 766 до 1159 млн.т. (рост на 33%), а в России упала с 556 до 516 млн.т. (снижение на 7%).

Если пересчитать эти данные в тонны добытой нефти на 1м проходки на одну буровую установку, то мы получим показатели эффективности бурения, и эти показатели для нас, увы, не утешительные. Эффективность бурения на нефть на 1 м проходки в США с 2005 по 2024 гг. возросла в 2,5 раза, в РФ упала в 2,6 раза. Эффективность бурения на нефть на 1 БУ в США в этот же период возросла в 1,4 раза, в РФ упала в 1,6 раза. Заметьте, мы в три раза всю жизнь бурим меньше, чем в Америке.

Технологический вызов – это вызов государственного значения и требует государственного скоординированного подхода. Только радикальные сдвиги на этом направлении позволят говорить об освоении трудно–извлекаемых запасов, расширении ресурсной базы и повышении эффективности нефтегазового комплекса в целом.

Ни одна компания не делает на этом направлении столько, сколько делает Газпромнефть. Молодцы, низкий поклон Дюкову Александру Валерьевичу и вообще компании. Но ни одна компания, в том числе и наш эталон – Роснефть, не потянет в одиночку эту тему. Настолько она для нас грандиозный вызов!

И последний общий тезис. У нас у большинства выход в чем? В переделах нашего первичного сырья и выходе на бóльшую добавленную стоимость конечных продуктов.

Яркий пример – группа Татнефть и Татарстан в целом. Татнефть в 2024 году сократила добычу нефти по сравнению с предыдущим годом на 4%. Добыча газа также снизилась на 5%, при этом выпуск нефтепродуктов на мощностях «Татнефти» вырос на 1,2%. Несмотря на снижение добычи нефти и газа по итогам 2024 года, компания показала сильные финансовые результаты: выручка увеличилась на 27,8%, чистая прибыль – на 6,3%. Нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ) Татарстана в 2024 г. переработали 24,3 млн т нефти, глубина переработки составила 99,4–99,5%.

Основную выручку компании принесла именно продажа нефтепродуктов. Например, шинный бизнес Татнефти показал прирост выручки более, чем в 2 раза – почти 54 млрд рублей против 22,5 млрд рублей годом ранее. Капитальные затраты «Татнефти» при этом в 2024 году на 23,5% ниже уровня предыдущего года.  

Вследствие упора на развитие нефтегазохимии и ориентированности на продажу продукта высокого передела, а не сырья, а также за счет получения добавленной стоимости с каждой тонны нефти, с каждого кубометра газа, Татнефть уже не так зависит от внешних секторальных санкций в отношении топливно-энергетического комплекса России. Финансово–экономическое состояние Татнефти зависит уже от других параметров. Это не значит, что у них нет проблем. Но это эталон, это то, к чему должны стремиться все российские нефтегазовые компании.

В завершение доклада хочу напомнить, что мы в мае 2024 года в этом же зале на заседании ВГС выделили главные политические установки Президента: развитие, эффективность и технологическое обновление и перевооружение. Эти тезисы и надо держать в качестве стержня нашей работы на ближайшие годы.

Обращаясь к государственным органам, выделю главное.

Стратегия, но не такая легковесная, какой в последние годы стала энергетическая стратегия. Это просто не даёт мне оптимизма.

Координация, но не так, как условно говоря, предлагается в новой энергетической стратегии по углю.

Механизмы реализации задач. У нас иногда постановления хорошие получаются, а когда дело доходит до их исполнения, то мы удивляемся, а где же наши документы? Оказывается, что эти постановления лежали, по ним никакой работы не было.

Ну и эффективность, как эталон. Только не так, как в случае с Росгеологией. Если в уставном капитале предприятия хоть одна акция принадлежит государству, то эффективность должна быть высочайшей.

Я уверен и надеюсь, что наша откровенность, наш профессионализм, наши действия дают необходимые толчки и будут иметь соответствующий эффект. Иногда, конечно, руки опускаются, когда работаешь, работаешь, а решения, которого ты добиваешься, нет. Не на том пути стояли. Нелегко было решения пробивать и в советский период. Извини, попробуй пробить какое–то решение. Это надо бороться, доказывать! Так и сейчас.

Желаю всем нам удачи! Спасибо.