Ю.К. Шафраник: «Энергетика и геополитика» (журнал «Международная жизнь», ноябрь 2012 г.)

Более полувека мировая карта добычи углеводородов концентрировалась вокруг Ближнего Востока. Многие годы традиционный нефтегазовый меридиан проходил по оси Ямал ‒ Туркмения ‒ Иран ‒ Ирак ‒ Кувейт ‒ Саудовская Аравия. Однако сегодня мы наблюдаем кардинальное изменение ситуации: центр добычи нефти активно смещается в Западное полушарие. Новая энергетическая ось проходит от канадской провинции Альберта через американские штаты Северная Дакота и Южный Техас, через Мексику, Венесуэлу и Бразилию.
За предыдущее десятилетие нефтеносные пески Канады превратились в один из крупных источников добычи «черного золота» не только для нее самой, но и для США. Сейчас добыча там достигла 1,5 млн баррелей в день – это больше, чем экспорт нефти из Ливии до начала гражданской войны. Дальнейший рост добычи позволит Канаде занять пятое место в мире после России, Саудовской Аравии, США и Китая, опережая Иран.
Одновременно прорывы в разработке новых технологий геологоразведки и добычи позволили обнаружить гигантские месторождения нефти у южного побережья Бразилии, недоступные ранее из-за того, что находятся на большой глубине и под почти двухкилометровым слоем соли. А в Соединенных Штатах внедрение горизонтального бурения и технологии гидроразрыва пласта сделало рентабельным извлечение нефти и газа из малопроницаемых слоев.
В целом эти факторы радикально меняют мировой нефтегазовый рынок, что может привести к сокращению всего импорта углеводородов в Западное полушарие примерно наполовину, включая значительное сокращение импорта из стран Ближнего Востока и Западной Африки.
Произойдет и перенаправление нефтегазовых потоков с Запада на растущие рынки Азии, в первую очередь на рынок Китая, который по потреблению углеводородов уже в следующем десятилетии должен обогнать США. В результате азиатские экономики будут во все большей степени зависеть от стабильности поставок нефти и газа из стран Ближнего Востока. (При этом надо особо учитывать колоссальный углеводородный потенциал Ирана и Ирака, который непременно раскроется в условиях политической и экономической стабилизации.)
Влияет ли трансформация мирового нефтегазового рынка на геополитический расклад среди стран производителей и потребителей углеводородов? Безусловно, но, как говорится, не в лоб, хотя нефтяные и газовые месторождения и транспортные коридоры довольно четко очерчивают новую стратификацию в геополитической мозаике планеты. В этой сфере активной экономической, политической и дипломатической активности существенное значение имеют и энергетическая транспортная система через территорию Российской Федерации, и различные энергетические проекты, которые очерчивают диверсификационные потоки на Европу и Азию.
Несмотря на различные цели и архитектуры действий сегодня повсеместно педалируется тема энергетической безопасности. При этом Евросоюз руководствуется документами (см. «Третий энергетический пакет»), которые, по разумению политиков ЕС, делают более жесткой конкуренцию, ударяют по монополизму поставщиков энергоресурсов.
Не столь деликатно оправдывают свои геополитические амбиции американцы. Так, выступая недавно с лекцией в Джорджтаунском университете, госсекретарь Хилари Клинтон заявила: «США заинтересованы в разрешении споров вокруг энергетики, в поддержании стабильности поставок энергоресурсов и рынков в период всех видов мировых кризисов, чтобы не допустить использование странами их энергоресурсов или близости к маршрутам их транспортировки для оказания давления на другие страны и предотвратить попустительство плохому поведению таких стран, но прежде всего в обеспечении безопасного, надежного, дешевого и устойчивого доступа американского народа к источникам энергии».
По поводу «плохого поведения» можно вспомнить претензии США к странам ОПЕК или опасения политиков Евросоюза, что Россия будет использовать энергетический диктат в международных отношениях, хотя благодаря реализуемым нами проектам в нефтегазовой сфере европейская энергетическая безопасность не только не ослабевает, но и приобретает все большую устойчивость.
Все это важно учитывать, корректируя не только энергетическую политику, но и внешнеполитическую доктрину России в целом.

Не секрет, что на геополитические перемены серьезно влияет и повсеместное ухудшение ресурсной базы. Повсюду растет доля высоковязкой нефти (в мировой добыче она составляет в среднем 10%). При этом сама проблема снижения темпов добычи углеводородов не нова. Рано или поздно с ней сталкиваются все нефтегазодобывающие страны и регионы. Правда, у нас ситуация более сложная. Например, в 1975 году доля активных запасов нефти в Западной Сибири составляла около 90%, а трудноизвлекаемых порядка 12%. Спустя 20‒25 лет соотношение изменилось как 70% к 30%. Таким образом, объемы трудноизвлекаемых запасов выросли в три раза. На их долю приходится не менее 55‒58% разведанных запасов России, три четверти которых сосредоточены именно в Западной Сибири.
Парадокс заключается в том, что одних ухудшение ресурсной базы заставляет терять некогда завоеванные позиции, а другим помогает утверждаться и экспансировать на мировом нефтегазовом рынке. Вот говорят: идет энергетическая революция (один лишь сланцевый газ чего стоит!) А для меня как для нефтяника революция – это то, что происходит, например, в Техасе, старейшем нефтяном районе мира. За последние 5‒6 лет в этом штате, не открывая гигантских месторождений, подобных нашему Самотлору, почти в два раза нарастили объем добычи. Благодаря тысячам мелких месторождений и малых компаний увеличили добычу нефти с 50 до 100 миллионов тонн. При этом стоимость газа для промышленных предприятий за тот же период «уронили» с 212 до 90 долларов за тысячу кубов. Вот это настоящая революция! Представьте, какой мощный экономический импульс получил Техас всего за несколько лет. И что, какое-то чудо произошло? Нет, конечно. Это закономерный результат целенаправленных, скоординированных действий центральной и региональной властей, учитывающих общемировые тенденции, которые уже очевидны или только предсказаны.
Кстати, со сланцами все не так просто. Например, бывший руководитель производства нефтяной компании Shell в США Джон Хофмейстер считает, что оптимистические прогнозы недооценивают темпы истощения сланцевых месторождений: углеводороды поступают в большом количестве в первые месяцы бурения, а затем объем добычи уменьшается и выравнивается на более низком уровне. Чтобы поддерживать рост добычи, компаниям придется бурить множество скважин в темпе, «находящемся за пределами возможностей отрасли», ‒ заявил Д. Хофмейстер.
Между тем в Европе больше обеспокоены экологическими последствиями ставки на сланцы. Уже в следующем году Европейская Комиссия может предложить более жесткие правила по охране окружающей среды, касающиеся добычи сланцевого газа. Представитель Еврокомиссии Джо Геннон уверен: «Процесс добычи сланцевого газа может вызвать больше вреда в окружающей среде, чем традиционные способы».
Сланцевого газа в Европе немало. Но его добыча связана с применением химикатов, и Министерство окружающей среды Германии намерено ограничить использование такого метода. Это, конечно, на руку России. Не случайно член Комитета Государственной Думы по энергетике Павел Завальный, принимавший участие в совместной поездке российских депутатов и членов Европарламента по объектам газодобычи северных месторождений, высказал твёрдое убеждение, что на ближайшие десятилетия альтернативы трубопроводному транспорту российского газа в Евросоюзе нет.

Я не исключаю, что в отдаленном будущем потребность в нефти и газе может заметно снизиться, однако не стал бы говорить о завтрашнем дне. Вызов, безусловно, есть. Но заключается он, прежде всего, в том, чтобы твердо усвоить ‒ наступила новая эпоха для функционирования нефтегазового комплекса, когда необходимо серьезно перестраивать его стратегический уклад.
В 2010 году экспорт природных ресурсов принес в российскую казну 394 миллиарда долларов, из них 302 миллиарда ‒ это нефтегазовая составляющая, причем нефть и нефтепродукты принесли 257 миллиардов долларов. А несырьевые товары принесли только 10 миллиардов. Учтем еще, что мы импортируем оборудования в 2 раза больше, чем производим.
Эту зависимость надо стремительно уменьшать. Политическое руководство страны точно определило: на фоне глобальных изменений, в том числе и в энергетическом секторе, мы должны кардинально ускорить процессы диверсификации национальной экономики и её технологическое обновление. Кроме того, важно срочно сконцентрировать внимание на извлечении тяжелой нефти, на разработке малых месторождений, на добыче трудноизвлекаемых запасов углеводородов, на повышении коэффициента их извлечения. Следовательно, требуется неотложная и напряженная работа по повышению эффективности всех компаний, внедрению новых технологий и передовой техники.
Не менее ответственен труд, формирующий отношения нефтегазового бизнеса и государства: инновации и эффективность производства немыслимы без властных, законодательных решений, обеспечивающих гибкую налоговую систему и дифференцированное стимулирование производителя ‒ главного гаранта успешного экономического развития страны и, следовательно, усиления ее геополитических позиций.
Кроме того, трезвый анализ текущего состояния и перспектив нашей экономики показывает, что в ближайшие годы экспорт энергоресурсов (не только нефти и газа, но и каменного угля) должен быть существенно переориентирован на Восток. Иначе прежний объем доходов федерального бюджета и занятость населения в основных районах добычи не сохранить. Такая переориентация неизбежно столкнется с конкуренцией со стороны других производителей углеводородов: стран Ближнего и Среднего Востока, Австралии, а в перспективе и США. В этих условиях существенно возрастает значение восточного направления внешней политики российского государства. Прежний акцент на первостепенное значение отношений с США и ЕС должен сочетаться с целенаправленными усилиями по налаживанию более тесного сотрудничества с Китаем, Индией и другими странами Азии.
Кстати, Институтом энергетической стратегии (г. Москва), по согласованию с Правительством Казахстана, подготовлена Евразийская энергетическая доктрина, определяющая принципы формирования общего энергетического пространства сначала в рамках Экономического Союза России, Казахстана и Республики Беларусь с последующим подключением других стран СНГ, ШОС и ЕврАзЭС. Определяющим моментом этой Доктрины является сочетание принципов национальной самодостаточности и независимости стран и общего целеполагания энергетической политики участников интеграции. Вторым моментом является создание общей транспортно-энергетической инфраструктуры, включающей как межстрановые нефте- и газопроводы, так и электрические сети и железнодорожные магистрали, которые могут замещать потоки углеводородного сырья на потоки переработанных энергетических продуктов. Создание единой энергетической системы – это наиболее актуальный из стратегических проектов развития всей Евразии.

У нас есть «Энергетическая стратегия России на период до 2030 года», определившая главные ориентиры развития энергетического сектора в рамках перехода отечественной экономики на инновационный путь развития. Но уже очевидна необходимость и в создании Энергетической доктрины, содержащей, в том числе, четкие цели внешней и внутренней энергетической политики России. Причем внутренняя энергетическая политика, если она будет учитывать весь спектр географических и экономических различий, наблюдаемых от Калининграда до Камчатки, сыграет решающую роль в укреплении энергетической безопасности России и ее геополитического влияния.
http://interaffairs.ru/author.php?n=arpg&pg=769

Ю.К. Шафраник: журнал «Международная жизнь», ноябрь 2012 г.