19 декабря состоялось совместное заседание комитета ТПП РФ по энергетической стратегии и развитию ТЭК и комитета РСПП по энергетической политике на тему сегодняшней нашей дискуссии. Обсуждение, на мой взгляд, было продуктивным, внесены деловые предложения, которые мы сейчас обрабатываем и к концу недели внесем на рассмотрение руководства ТПП РФ.
Позволю себе остановиться на тех нескольких моментах, которые здесь, полагаю, были озвучены не в полной мере.
Если брать топливно-энергетический комплекс, то беспокойство, прежде всего, вызывает угольная промышленность с ее легкой подверженностью кризису и возможным социальным последствиям. В силу того, что здесь уже прозвучало: уголь некуда сбывать, шахтеры практически на грани серьезных сокращений, а это отряд социально активный. Необходимо предпринять срочные меры к тому, чтобы угольная промышленность не дала нам буквально в ближайшие месяцы существенное обострение ситуации.
Считаю, что могут быть очень серьезные проблемы в электроэнергетике, но не расшифровываю их, поскольку это отдельная тема.
Нефтегазовый комплекс имеет достаточный потенциал, и, рассматривая положение дел беспристрастно, можно сделать вывод, что в очередной раз российская экономика, российское руководство могут базироваться на стабильном потенциале этой отрасли.
Говоря о возможностях преодоления кризиса, оценивая их со сдержанным оптимизмом, мы должны себе поставить в укор, что недостаточно внимательно отнеслись к быстрому рост цен на нефть. Глубокий анализ этого явления и соответствующие выводы позволили бы нам серьезнее подготовиться к кризису, который, начиная с 1 октября 2008 года, включил механизм падения цены на нефть. Один из наших научных центров топливно-энергетического комплекса, Институт энергетической стратегии, еще 2 года назад опубликовал выводы исследования, отмечая, что спад цен на нефть годом раньше, полугодием позже, но неизбежно произойдет. Мне также доводилось, опираясь на этот анализ, говорить по этой проблеме не менее года назад. На цену влияет много факторов, не менее 20 позиций в списке регуляторов, а не только производство и потребление. С конца 70-х годов на цену нефти и газа, в данном случае нефти, влияют, в первую очередь, финансовые рычаги. Их целый ряд, в том числе соотношение доллар — золото, доллар — нефть и так далее, включая перетекание финансов, спекулятивный капитал.
Меры ОПЕК и нашей страны уже с 80-го года впрямую не влияют, как главные, на сбыт и потребление, на цену и рынок нефти. Сейчас это проявляется точно так же. ОПЕК сократил добычу нефти, мы начинаем с этой организацией координировать действия, снижаем свою добычу, а цена не только не поднимается, а продолжает падать. Только в той ситуации, когда будет проведено шоковое снижение объемов добычи, можно привести в порядок рынок, и он будет расти. Мы считаем, что в 2009 году около 60 долларов за баррель нефти можно брать за базу расчета, если не будет форс-мажора. Речь идет о показателе в 60 долларов, потому что вся мировая экономика вышла на потребление нефти по цене 60 долларов за баррель уже 3 года назад. Ниже этого показателя опускаться нельзя, поскольку, как не считай, это ухудшение ситуации для работы смежных отраслей.
Что нужно делать в нынешней ситуации, чтобы российский нефтегазовый сектор мог стабильно развиваться и создавать базу для развития всей экономики? Кроме того, что в противовес 80-м годам необходимо радикально сокращать экспорт нефти, максимально координируя действия с ОПЕК, инвестиционную базу нефтегазового комплекса не уменьшать ни в коей мере, обеспечить ее хотя бы на уровне 2008 года. Говоря об инвестиционной базе, имею в виду прямые инвестиции, бурение, обустройство, а не покупку активов и всего прочего, что в предыдущие годы было, мягко говоря, востребовано. Тогда, безусловно, большой заказ пойдет на другие отрасли и повлияет не на сто процентов, но снимет определенную тяжесть с других отраслей, поскольку заказы могут быть подтверждены.
На первый взгляд, вроде бы нет финансов на инвестиционную программу. С другой стороны, в 1998 году ни государство, ни компании не имели накопленных ресурсов, вообще ничего не имели, но все-таки подъем начался с 1999—2000 годов. Сейчас другая ситуация. Дивиденды, которые выплачены нефтяными и газовыми компаниями, естественно, растворились, но по ним государство вполне может потребовать отчет и направить на инвестиции финансовые ресурсы, которые вроде бы растеклись, омертвились, ушли в другие сферы. Государство обязано направить накопленные средства компаний на инвестиции.
Я не развиваю это направление. Подчеркну только, что это огромная работа, без нее не оздоровить, не получить инвестиционный всплеск, потому что свободных финансовых ресурсов в принципе нет даже на нефтегазовый комплекс.
Второе направление — это сами компании. ВозьмЕм, к примеру «Бургаз», компанию, к которой я отношусь с уважением. Она бурением занимается, но бурит в три раза затратнее, чем соседняя российская компания на подряде у нас. Нефтяные и газовые компании ценятся по трем составляющим — запасы, их эффективности, добыча и прибыль. И давно пора сбросить все непрофильное, что возможно. Только сейчас это надо делать не за годы, а за месяцы, недели, дни. Если за копейку можно продать, пусть за копейку, потому что непрофильные активы не добавляют капитализации этим компаниям и не дают им эффективности. Но в то же время сервисное направление надо поддержать всячески, поскольку при сохранении нынешней тенденции, по оптимистичному прогнозу специалистов, на следующий год будет остановлено 50% геологоразведки. По моим оценкам, менее радужным, геологоразведка будет свернута на 70%.
Эксплуатационное бурение уже сейчас снизилось на 30%. Не дай Бог, если объемы его уменьшатся на 50%. Надо иметь ввиду, что основная занятость людей, основная часть затрат, капвложений и добычи в этих направлениях — геологоразведке, бурении, обустройстве.
Позволю себе повторить: инвестиции в программу, безусловно, прямые, а экспорт срочно координируется с ОПЕК, чтобы совместно провести шоковые меры, чтобы привести рынок в порядок.
И в завершение коснусь так называемого фондового рынка. Я бы промолчал, потому что здесь можно дискутировать по проблемам капитализации, деятельности акционерных обществ, если бы не огромные финансовые ресурсы, уже проголосованные депутатами Государственной Думы и направленные на укрепление фондового рынка.
Общий фондовый рынок мира оценивался в январе 2008 года за 60 триллионов долларов, и в этой сумме наш рынок составлял свыше двух триллионов долларов. Мировой фондовый рынок упал в 1,8 раза, наш в три с лишним раза, а капитализация ОАО «Газпром» более чем в 5 раз. Можно ли назвать наш рынок адекватным в общей ситуации? Конечно, нельзя. Если на фондовом рынке США 80 процентов населения представлены конкретно через пенсионные, страховые и иные институты, то у нас — меньше процента. Так кого мы спасаем? Я задаю этот вопрос, поскольку понимаю, что направят эти финансовые ресурсы сразу в сферу спекулятивного капитала западных стран. И это, в расчетах по минимуму, свыше 170 миллиардов рублей.
Если государство видит стратегические цели, надо просто активы выкупить по сегодняшней рыночной цене. Кто-то обвинит нас в национализации, но пусть обвинение повиснет в воздухе. Или пойти по пути, который предложил Газпром: провести нормальную эмиссию акций по низкой цене. Государство свою долю вложит, а остальные акционеры пусть сообразят: либо размоются их пакеты, а государству достанется больший пакет, либо сами также вложатся. Безусловно, тема фондового рынка и всего вокруг него, на мой взгляд, важнее, тяжелее и неприятней для обсуждения и для эффекта, чем банковская и финансовая проблемы. Потому что там меры уже приняты и, я считаю, что финансовую систему надо действительно поддерживать, для этого и резервы держать надо. Со всем остальным можно справиться. Но на неадекватную реакцию фондового рынка надо ответить жесткими адекватными мерами.
И последнее, в порядке дискуссии. Я совсем не согласен с тезисом уважаемого мною Игоря Юрьевича Юргенса по поводу того, что не хватает специалистов для работы в компаниях с государственным участием в качестве независимых директоров. Совсем недавно в Союз нефтегазопромышленников обратились два министерства, попросили дать людей (которых мы знаем, как государственников, как профессионалов) для привлечения к этой работе. Мы с президентом Союза нефтегазопромышленников Г.И. Шмалем посоветовались, подобрали 25 кандидатур, за которых я лично подпишусь, отдали предложения в министерства, которые взяли… только одного человека. Видимо, не нужны люди, которые знают, что делать в интересах государства.