Хватит потакать олигархам

Укрепившийся олигархический капитал за­ставляет государство скатываться к прими­тивному прямому управлению в секторе

Юрий ШАФРАНИК,

председатель Совета Союза нефтегазопромышленников, председатель Прав­ления компании «СоюзНефтеГаз»

С начала 1990-х гг. развитие неф­тегазового сектора (НГС) можно поделить на три этапа. До 1995 г. за­кладывались законодательные ос­новы его реформирования (вклю­чая, действующий Закон «О не­драх»), создавались вертикально-интегрированные нефтяные компа­нии (ВИНК). В 1996-2000 гг. шел процесс приватизации госсобствен­ности. С 2000 г. - по настоящее вре­мя все увеличивался разрыв между необходимостью изменений в регу­лировании сектора и принимаемы­ми властью решениями.

В то же время, энергетический мир становится все более многопо­лярным (США, Индия, Китай -как потребители, картель ОПЕК, Россия и некоторые другие неза­висимые производители нефти). Сколь долго Россия сможет сохра­нять свой «полюс»? По этому по­воду накапливается все больше и больше пессимизма, несмотря на видимое благополучие.

Сейчас основой для развития отечественного НГС является Энергетическая стратегия (ЭС), но уже два года этот документ не соответствует реалиям, поэтому требует, если не доработки, то, по крайней мере, дальнейшего разви­тия. Например, себестоимость до­бычи на действующем газовом ме­сторождении сегодня составляет 2 долл./тыс. м3 (на устье скважины), на соседнем, вводимом - 10 долл., на Ямале - будет не менее 30-35 долларов. Последние цифры фун­даментально переворачивают газо­вый блок в ЭС. Это касается и необходимости сжижения газа Яма­ла, и привлечения газа наших сосе­дей из Средней Азии.

ОПЕРЕДИЛА ЛИ РОССИЯ СССР?

Ответ однозначный: нет, пока догоняем. Насколько адекватны мы тем изменениям, которые про­исходят в мире? Не адекватны, ес­ли судить по высказываниям от­дельных представителей крупней­ших российских ВИНК. Один из них на энергетическом саммите Россия - США в Санкт-Петербур­ге в 2003 г. заявил, что главной про­блемой для его компании является экспорт. Однако, сравним данные по добыче и экспорту нефти в Рос­сии в 1988-90 гг. (570 млн. и 110 млн. т и мировую цену на нее -17 долл./барр.), и сегодняшние (460 млн. и более 300 млн. т, свыше 35 долл.): и экспорт, и доходы значительно увеличились.

Этот же руководитель считает, что в России запасов нефти вполне достаточно, по крайней мере, у не­го. Весьма спорное заявление: ведь ресурсы углеводородов постепенно убывают, и восполнить их удастся не за один год, потому что на ввод месторождения уходит не менее 5-7 лет. С 1990 по 2005 гг. была вы­нужденная пауза в освоении по-на­стоящему новых залежей, а не тех, которые вводились в разработку рядом с действующими. Уже уве­ренно можно говорить, что с 2006 г. добыча в лучшем случае будет ста­билизирована. В газовой отрасли та же картина - новые запасы не под­готовлены, месторождения не вво­дятся. Поэтому снижение добычи будет более жестким по сравнению с тем, что могла бы выдержать эко­номика России. То же и по прокачке газа: последние 15 лет не дела­лось ничего серьезного для того, чтобы газовые артерии могли под­держивать прежние объемы транс­портировки, не говоря уже об их увеличении. Это грозит ограниче­нием добычи, в том числе и незави­симых производителей.

Во всем мире в нефтегазодобы­че идет последовательное сниже­ние издержек и затрат. И у нас, на первый взгляд, все здесь выглядит вполне достойно. Однако опыт­ный руководитель без обиняков скажет, что наше снижение издер­жек в большей степени искусст­венно: до начала 1990-х была со­здана отличная база, на фоне кото­рой и удается выглядеть достаточ­но презентабельно.

ЧЕМ НАШИ КОМПАНИИ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ АМЕРИКАНСКИХ?

На том же саммите РФ - США аналитик инвестиционного банка Morgan Stanley так сформулиро­вал ответ на этот вопрос: «Амери­канские компании национально ориентированные, а российские, кроме государственных, — нет». Действительно, акционерный ка­питал западных компаний нацио­нален по своей структуре, их вла­дельцами являются миллионы ак­ционеров, пенсионные фонды с на­коплениями на миллиарды и де­сятки миллиардов долларов.

Какую, например, долю в ВР име­ет возглавляющий компанию Джон Браун? У него меньше десятой доли процента! А самые крупные вла­дельцы (их 867) - это институцио­нальные инвесторы, прежде всего, пенсионные фонды. Самый боль­шой пенсионный фонд имеет 3,5% акций В Р. Если Джон Браун примет непродуманное решение, представи­тель фонда на годовом собрании мо­жет предложить акционерам пре­кратить его полномочия. Предполо­жим, что ВР завтра поменяет регис­трацию и осядет в Москве, чьей она будет компанией - российской? Да нет, по капиталу она так и останется англо-американской. Ряд россий­ских ВИНК трудно назвать нацио­нальными компаниями. Например, если собственник такой российской ВИНК «пропишется» в Лондоне, то она автоматически станет англий­ской, потому что акционерный ка­питал принадлежит лично ему. И тогда придется применить чрезвы­чайные меры, чтобы ресурсы этой компании остались в России.

Поэтому структуру собственно­сти в ряде российских компаний можно назвать олигархической, личностной. Соответствуют ей и все действия менеджеров этих компаний. Олигархический капи­тал стремится извлечь максималь­ную прибыль и практически не вкладывает ресурсы в развитие. Он влияет на выгодное ему изме­нение законов, плодит коррупцию и так далее.

Соответственно, наши компании по-разному используют недра. У Башнефти, Татнефти, ЛУКОЙЛа, Сургутнефтегаза, Роснефти меньшая доля простаивающих скважин. У других - доля простаи­вающих скважин и дебит эксплуа­тируемых в два-три раза выше, что говорит о получении сверхдоходов и о слабом регулировании и кон­троле государством эффективнос­ти использования недр.

Стоит отметить малую долю в объемах добычи неинтегрированных компаний. В начале 1990-х гг. на базе госсобственности задумы­валось создание крупных ВИНК («от скважины до бензоколонки»), что и было реализовано. Но я, буду­чи министром топлива и энергети­ки, считал, что 51% акций ВИНК надо оставить в госсобственности на длительное время. И лишь после того, как у властей созреет понимание, что делать в дальнейшем с ВИНК, находящимися под госкон­тролем, разбираться с каждой ком­панией по отдельности.

На базе достаточно революци­онного по тем временам Закона «О недрах» и прямых инвестиций в новые месторождения задумыва­лось создать новую нефтяную «по­росль», которая должна была бы работать в сугубо рыночной среде. Но что же получилось в итоге? К 2000 г. у нас возник жесткий моно­полизм. И прежний взлет малого и среднего бизнеса теперь сходит на нет. Сейчас его доля в добыче неф­ти составляет всего 5%.

Эта тенденция не отвечает ни политической задаче - созданию среднего класса, ни экономичес­кой -- направить энергию боль­ших компаний на международ­ные энергетические рынки, на ос­воение новых ресурсов в других странах, иначе все разговоры об интеграции в мировое сообщест­во так и останутся разговорами. А малый и средний бизнес мог бы заполнять нишу, высвобождае­мую ВИНК в России.

ИНВЕСТИЦИЙ ЯВНО НЕДОСТАТОЧНО

Несмотря на то, что суммарные инвестиции в нефтяной сектор росли в последние годы, - их явно недостаточно. К тому же они раз­ные у различных компаний. По на­шей оценке, в 2004 г. они достигли 12 млрд. долл., а надо - как мини­мум 25-30 млрд. долл.

Например, в начале 1980-х гг. геологоразведка доказала наличие больших запасов углеводородов в Юрубчено-Тохомской зон в Эвен­кии. Согласно провозглашенной в 2000 г. программе ее освоения, в этом году должны были добыть 3 млн. т, в 2008 г. - 8 млн. т. Однако в 2000 г. извлекли 40 тыс. т, и в те­кущем году будет тот же объем. А ведь эту программу расписала компания, которая три года назад являлась самой капитализирован­ной в России. Вполне правомерен вопрос: если ты стоил 30 млрд. долл., то кто тебе мешал эмитиро­вать своих акций на 3 млрд. долл. и вложить эти средства в Юрубчено-Тохомскую зону? Или из доходов от нефти взять 3 млрд. долл. и ин­вестировать?

Новые проекты могут полу­чить межгосударственный статус (шельф, Каспий, Сахалин), феде­ральный (Ямал, Восточная Си­бирь) или региональный (Уватский проект, левобережье Оби). Но готовы ли к инвестициям в них наши финансовые институ­ты? Готовы ли они вкладывать в инфраструктуру и стимулировать разработку новых проектов? А правовые рамки и социальные ас­пекты, все ли здесь осмысленно и продумано? Непаханое поле дея­тельности - поиск соинвесторов и доступ к передовым технологи­ям, взаимодействие с государст­вом и компенсация больших рис­ков (при освоении той же Юруб­чено-Тохомской зоны), учет инте­ресов регионов.

И главный вывод: готовность к освоению таких проектов - мини­мальная.

КАК ПЕРЕЙТИ НА ИННОВАЦИОННЫЙ ПУТЬ?

Рациональная стратегия разви­тия отечественного НГС должна сделать приоритетными инвести­ции и инновации. Надо четко себе уяснить: именно через эти механиз­мы и возможно развитие. При этом инновации я предлагаю рассматри­вать не в аспекте внедрения чего-то нового (оборудования и техноло­гий), а как комплекс государствен­ных мер, позволяющих через НГС оживлять и поднимать смежные от­расли, переходить на наукоемкий путь развития. В сегодняшней мо­дели развития ресурсы (нефть и газ) - российские, а капитал, техно­логии, сервис, кадры (в ТНК-ВР работает уже 3 тыс. специалистов из-за рубежа) - иностранные. Бе­зусловно, это сырьевой путь разви­тия. Но у нас есть технологии, обо­рудование, сервис, специалисты. Все это необходимо рационально совместить. Но не хватает средств, организации эффективной дея­тельности и профессионализма в принятии решений.

Уже сейчас НГС, хотя он и так достаточно технологичен, мог бы «поглотить» с пользой для дела любые сверхсовременные техно­логии. К сожалению, в машиност­роительном секторе дела у нас весьма плохи. Если бы мне в 1989 г., когда я был гендиректором «Лангепаснефтегаза», будущей «дочки» ЛУКОЙЛа, кто-то ска­зал, что китайские буровые станки скоро станут лучше продукции «Уралмаша», я бы поднял его на смех. Ведь тогда в Китае не было приличных станков, а «Уралмаш» таковые уже производил. Сейчас же от Узбекистана до Алжира ком­пании заказывают буровые бригады с китайскими станками, а то и бригады с китайцами. Теперь ки­тайские буровые станки стали кон­курентнее уралмашевских и уж яв­но - дешевле, а российский нефте­газовый сервис переживает не луч­шие времена.

Нефтегазовый сервис важен не сам по себе. Это серьезный ресурс для государства в деле улучшения ситуации в экономике. Это инстру­мент снижения затрат нефтяников, полигон для применения новых технологий и оборудования и меха­низм разрешения дилеммы - сырь­евая страна Россия или нет. Через сервис возможно и необходимо на­править финансовые ресурсы неф­тегазового сектора на инвестиции в другие отрасли, чтобы Россия стала зарабатывать не только и не столько на нефтегазодобыче, а и на техноло­гиях и оборудовании.

ЧТО НУЖНО ДЕЛАТЬ?

Во-первых, именно укрепление олигархического капитала застави­ло власти перейти к упрощенной, фискальной системе взимания на­логов. О развитии говорить уже не приходится, бессмысленно в чем-то обвинять как руководителей, так и собственников компаний. А все по­тому, что примитивные фискаль­ные методы не способствуют сни­жению затрат и повышению эф­фективности работы. А монопо­лизм, утвердившийся в секторе, ра­ботает в сторону завышения затрат. Это, конечно, парадокс.

В то же время, гибкая система налогообложения, внедрение ко­торой принесет массу выгод госу­дарству, возможна только при уче­те условий разработки каждого ме­сторождения. Но без первоначаль­ной регламентации, то есть без технического регулирования, на­логообложение нового проекта оценить невозможно.

Во-вторых, до сих пор регули­рование природопользования осу­ществлялось, исходя из идей 1992-94 гг.: лицензионный прин­цип, совместное ведение феде­рального центра и регионов. Сей­час же мы скатываемся к замене конкурсов аукционами, к обороту прав на пользование недрами, уже отменен второй, региональный, «ключ». Я считал и считаю, что за­конодательство должно меняться эволюционно. Кроме того, главное здесь не закон, а механизмы его исполнения. Мы уже шесть лет рассуждаем о новом законе о не­драх, но не создаем механизмов его реализации.

Я - за государственное влияние в отрасли. Ведь бизнес всегда раз­вивается, достигая собственных целей за счет других. Сейчас госу­дарство вместо того, чтобы влиять или регулировать, скатывается к примитивному прямому управле­нию собственностью в НГС.

К сожалению, в НГС сейчас ощу­щается недостаток координирую­щего и управляющего государствен­ного влияния. И дело здесь не в лю­дях, а в системе, в структуре управ­ления, которую мы так выстроили.

КТО ПЕРЕДОВИК НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ?

К сожалению, среди отечест­венных ВИНК нет таких, кото­рые могли бы быть отнесены к транснациональным. Все они на­ходятся в самом начале экспан­сии в мировую добычу углеводо­родов. Наиболее продвинутым и последовательным в стремлении стать транснациональной компа­нией является ЛУКОЙЛ, кото­рый планомерно наращивает за­рубежные нефтегазовые активы.

Выгода для наших компаний продвигаться не только на Запад, но и в СНГ очевидна. Набирает си­лу нефтегазовая промышленность Казахстана, Азербайджана, Туркме­нии и Узбекистана. Себестоимость добычи в этих странах значительно ниже, чем во многих районах Рос­сии, и в ближайшие годы они могут стать главными конкурентами на­шей страны на мировом рынке неф­ти и газа, особенно в Европе.

Доля российских нефтяных компаний в добыче нефти и газа в этих странах должна составлять до 30%. Это позволит не только пе­рейти от конкуренции к партнерст­ву на мировом рынке нефти и газа, но и решить геополитические зада­чи, стоящие перед Россией.